Инженер. Александр Викторович Рудаков
в Массачусетсе с профессурой познакомлю, введу, так сказать, в научную элиту. О таком обществе можно только мечтать.
– Слушай, я как Диоген хожу с фонарем по миру и ищу людей. Что, есть среди твоей профессуры такие, которые ради ближнего последнюю рубаху снимут?
– А не Платон с фонарем ходил?
– А какая разница?
Ты прав, никакой, а что касается профессуры, то я, конечно, не проверял… но рубаху, ради тебя, они снимать точно не будут. А зачем? Там это не принято. Если ты без рубахи ходишь, то это твой демократический выбор.
– У них всегда это было не принято. Короче, Ген, я там дышать не смогу… я там умру. Я не могу тебе объяснить, но оттуда мертвечиной пахнет.
– А у нас не пахнет, что ли?
– У нас свежий ветерок подул, а оттуда несет так, что дышать не возможно. Я вообще удивляюсь, как ты там живешь, а ты мне все: дом здесь, дом там, на берегу океана, девочки в бикини. Пахнет плохо, я здесь за тридевять земель, и три океана чувствую. Да и вообще, для меня Родина не пустой звук.
– А-а, так ты идейный! А я-то думал, что ты думающая, свободная личность, а я еще сижу тут этого поросенка два дня уговариваю, а он у нас идейный. Значит, по-твоему, я может еще и родину продал? Ты, может, на это намекаешь?
– Я ни на что не намекаю, я конечно с мамой посоветуюсь, но скорее всего, никуда я не поеду. Я еще икорки возьму?
– Клади обратно, поросенок. Я, профессор, миллионер, на него, на это ничтожество два дня потратил и кучу продуктов, на этого нищеброда. С женой, в Массачусетсе посоветуешься, придурок.
– Я у тебя еще и ром с виски и теилой пил.
– С текилой… деревня.
– Вот ты Гена, так меня по-разному сейчас обозвал, что я сразу представил себе, в какое изысканное общество американской профессуры я попаду.
– Извини, не сдержался. Короче, слушай меня, Серж, внимательно. Сроку тебе даю три месяца. Иди, советуйся с мамой, с кем хочешь, хоть с местным КГБ, но чтоб в конце лета, я лицезрел тебя, на берегу Северного Атлантического океана.
ГЛАВА 5
Одной своей стороной город выходил на реку, с трех других сторон его обступал лес. Сейчас была весна, первая зелень покрыла деревья, весь лес был наполнен шумом проснувшейся жизни, шелестом листвы под слабым ветерком. Вдоль проселочной дороги ветерок пронес паутину с прицепившейся к ней пауком, которая обогнула березу, пронеслась над кустарником, мимо стоящей на дороге золотистой Ауди, и исчезла среди деревьев. В знакомой машине сидел Геннадий и разговаривал с маленьким, толстеньким, одетым в дорогой костюм человеком.
– Да-а, – протянул толстяк, – откровенно говоря, жаль, вместо того, чтобы быстро решить проблему, придется рушить человеку жизнь. Ну что ж, если вы заинтересованы, чтобы он работал, то оно конечно, пусть работает, хотя, проще всего было бы отобрать у него лабораторию и дело с концом. Но я понимаю, если суть явления не понятна, то оно конечно, пусть трудится… стахановец. Не беспокойтесь, Геннадий Николаевич, клиента окружат такой заботой и таким толстым слоем ваты, что единственным его желанием