Кредо викканки. Знаки и знамения. Мара Вульф
не удалось уничтожить всю нашу семью, я опасался новых нападений. И не имел права рисковать.
Аргумент звучал убедительно, но ведь не могло не существовать другого пути.
– Вы тоже жили среди людей? – спросила я у Кирилла и Лупы. Смотреть на Раду не было сил.
– Слава Великой Богине, нет. Конечно, нет. Нам выпала честь вырасти в Раске. – Сарказм Лупы просто невозможно было не услышать, пусть я и не знала, кому он адресован. Она пристально посмотрела на меня холодным взглядом. – Тебя отослали, потому что ты почти не обладала магией. Твои шансы на безопасную жизнь в Мунтении оказались самыми высокими. Раду хотел вывести тебя из зоны риска. Все ведь так и было, верно?
– Ты самая младшая, – подтвердил он. – За тебя я волновался сильнее всего и верил, что Селеста не найдет тебя у людей.
– Потому что у меня практически нет магии, которую можно учуять, – саркастично вставила я. Николаю Лазарю хватило и этих крох, но я не стала об этом напоминать.
Лупа пренебрежительно хмыкнула и за несколько глотков осушила свой бокал с вином. Она злилась на меня – до сих пор или уже опять. Я не знала, в чем сестра меня винила. То, что я не выросла в Ардяле, – не мое решение и не мой выбор.
– Нужно оставить старые распри в прошлом, – с трудом контролируя себя, попросила я. – Мы и так потеряли слишком много времени. – Двенадцать лет, почти тринадцать, если быть точной. Я посмотрела на Кирилла, однако мой взгляд ударился в стену горечи и обиды. Позже надо будет поговорить с ним наедине. – Я понимаю, что ты стремился меня защитить, – обратилась я к Раду. – Но рано или поздно ты обязан был сказать мне, что они живы. – Я понятия не имела, как его за это простить. И сумею ли я.
– А что бы это изменило?
В голосе Кирилла сквозило презрение. Презрение, которого я не понимала. Я пыталась найти в этом лице мальчика, которым он был, однако вся мягкость исчезла. Его насыщенно-зеленые глаза смотрели на меня с враждебностью. Мальчик, который так любил смеяться, петь и играть, превратился в ожесточенного взрослого. Жизнь украла нашу легкость. Вернее, это сделали наши враги. Кирилл так же коротко и аккуратно стриг черные волосы, как наш отец. У него был такой же хохолок, как у папы. Однако в тонких чертах лица угадывалась наша мать. Они мало изменились со времен нашего детства, а вот выражение его глаз – еще как. Там, где раньше радость лилась через край, сейчас остались лишь смирение и тоска.
– Ты ведь комфортно чувствовала себя в Аквинкуме, не так ли? Только не говори, что скучала по нам, – нарушил тишину голос Лупы. – Хорошо выглядишь.
И снова это звучало не как комплимент. И пусть сама она казалась точной копией нашей матери, на стройной фигуре, оттенке кожи и волос сходство с той нежной, чуткой женщиной заканчивалось. Мама не носила колец ни в носу, ни в нижней губе, ни в ушах. А каждый взгляд серебристо-голубых глаз, был полон теплоты и заботы, а не цинизма, как у Лупы.
В голове мелькнул вопрос, не было ли мое одинокое детство среди людей лучшей долей? Стремясь сохранить