Ибо однажды придёт к тебе шуршик…. Игорь Александрович Маслобойников
морщил нос.
– Всё, батя, свободен, – просипел он, вынимая из торбы краюху хлеба, три варёных яйца, соль, несколько головок редиски, тушку курицы и самое главное: бутыль с домашним вином. – Свободен, я сказал! И моли бога, что жив остался…
В последний раз кинув взгляд на потерянное хозяйство, мужичок повернулся и пошёл прочь по тропинке, исчезающей за кустами дикой малины.
Ноздри Тихого Тука вновь щекотнул знакомый запах домашней птицы. Он обернулся. Рядом с ним, вынырнув из-за дерева, как ни в чём не бывало удобно устраивалась Чернушка.
– А ну, м-марш отсюда! – зашипел Тук и тут же замер, потому что над его распростёртым в еловых иголках телом вдруг раздался низкий бас.
– А ты, парень, что здесь делаешь? Что вынюхиваешь? – разбойник возвышался над шуршиком, вперив руки в боки, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.
«Судя по всему, удача улыбнулась мне! – воодушевился похититель кур и аж засветился внутри. – Он не узнал меня!»
Мрачный бугай, действительно, видел перед собой паренька лет двадцати – двадцати пяти, довольно щуплого и не представляющего никакой опасности. Он схватил мальца за шкварник и, легко оторвав от земли, поднял к самому носу, так что кончики топ Тука беспокойно запрыгали, не находя под собой известной опоры.
– Лежу, – скромно ответствовал паренёк, разглядывая огромный нос грабителя.
– Твоя курица?
И оба единовременно покосились на бестолковую несушку.
– Я с-с с ней не знаком… – пробормотал Тук.
– Правильно отвечаешь… – кивнул детина и оскалился частоколом гнилых зубов.
Я опущу подробности вырывания шуршиком сердца из человеческой груди. Скажу лишь, что даже Чернушка прижмурилась от того, что произошло в мгновение ока. Вскоре на поляне, которую бороздили блики солнечного света, просеянные сквозь вековые ели, лежал уже бывший разбойник. Рубашка его была вспорота, заляпана кровавыми пятнами, а полукруглый шрам под левым ребром затягивался на глазах.
Тихий Тук возвышался над телом жертвы, размахивая маленьким кожаным мешочком, источающим голубоватое сияние, и счастливо улыбался, как ребёнок, получивший нежданный подарок.
– П-пойдём, к-курица. Мы своё дело с-сделали! – молвил он и как-то особенно тепло взглянул на рисковую птичку, беспечно увязавшуюся за ним. Желание поджарить бестолковку на сосновых поленьях внезапно улетучилось, уступив место нежности, доселе неведомой, но престранно удивившей. – Теперь у людей одним разбойником м-меньше… – счёл необходимым пояснить свои действия рыжий зверь и опять же насторожился: что такое с ним происходит?
На это Чернушка округлила один глаз и вопросительно кудахтнула. Полагая, что подвергся осуждению, Тихоня осерчал:
– И не надо так на меня с-смотреть! Мы, шуршики, можно сказать, с-санитары жизни! – он пилил воздух острым когтем, читая наставления дичи, которая даже не думала с ним спорить.
Со стороны происходящее