Ученица Калиостро. Далия Трускиновская
Для такой надобности он получил бы вспомоществование… в разумных пределах…
Ну и надо было соглашаться! Сидеть на одном месте – в Дерпте, в Геттингене, в Йене, в Гейдельберге, где угодно! Действительно развивать свои способности, а не носиться бог весть где, чтобы потом застрять на три года в голицынской усадьбе. И теперь вот – неведомо насколько в канцелярии.
Душа, изнемогая от безделья, требовала, чтобы ей отворили двери, позволили выплеснуться. Ну, так пусть будет наконец Большая Игра! И Большие Деньги!
Наутро, отстояв вместе с княжеским семейством службу, Маликульмульк взял бригадирское послание и отправился искать сочинителя. Он вышел из Южных ворот Рижского замка в проулок, что вел от береговых укреплений к замковой площади, и встал у самой стены, произнеся тихонько: «Нуль». С нуля начинался всякий путь, имеющий быть выраженным в числах. Маликульмульк, даром что ходил медвежьей развалистой поступью, а двигался быстро и охотно обходился без экипажей. При этом он имел привычку считать шаги.
В Риге эта привычка оказалась даже полезной. Иного способа точно определить расстояния в крепости не было, поскольку узкие улицы пересекались под всевозможными углами и загибались внезапными дугами во все стороны. Путь от замка до Известковых ворот, который на глазок казался короче прочих, при измерении становился самым длинным из трех возможных. Нужно было только удостовериться, что рассчитанная несколько лет назад длина шага осталась прежней. Ибо она имела стремление к сокращению. Лет десять назад шаг юного господина Крылова был равен аршину с вершком, даже чуть поболее. Когда тело стал обволакивать жирок, толстые ляжки потребовали ставить ступни по двум параллельным линиям, между коими было почти три вершка. Увидев однажды собственные следы по грязи, Маликульмульк посчитал – и получилось, что на каждом шаге он теперь теряет более половины вершка. А в Риге, поди, уже следует считать шаг за один аршин, без всяких вершков.
Ему нужно было оказаться в Петербуржском предместье, на улице Родниковой, в доме унтер-офицерской вдовы Шмидт. Он и оказался, сделав две тысячи пятьсот шестьдесят три шага. Получилось неполных две версты.
Домишко был скособоченный, в два жилья и с чердаком – именно тут и снимать комнатушку отставному бригадиру с находящимися на его иждивении внуками. В этой части предместья жил люд небогатый: ремесленники, которых по причине происхождения отвергла Малая гильдия; латыши, входившие в свои особые братства; отставные солдаты; всякий загадочный народ, который слетается в портовый город, полагая, что там, на улицах, валяются золотые талеры и червонцы. В последние десять лет тут появилось немало французов, бежавших из беспокойного своего отечества туда, где не стоят на площадях гильотины.
На улице играли ребятишки. Услышав русскую речь, Маликульмульк спросил о бригадире Дивове. Ребятишки старика знали и побаивались – он ходил с толстой палкой и не любил шума под своими окнами.
– А