Двадцатый год. Книга первая. Виктор Костевич
с места.
– Джэнь добрый, пани Котвицка!
– Здравствуйте, товарищ Голицына. Вы, я вижу, взялись за польский? Приготовляетесь к эмиграции?
Зинаида обиженно сморщила кукольный носик.
Бася тихо ненавидела институтку. Понимала умом: перед ней обиженное господом создание, но всё равно. Сначала просто презирала. Ничем презрения не выказывая и коря себя за курсистское высокомерие к несчастным институтским фифам. Но едва лишь ощутила Зиночкину ненависть к себе, радостно возненавидела Зиночку в ответ. (Она тоже была человеком, Барбара Котвицкая, и ничто человеческое чуждо ей не было. Просто внутренней дисциплины было больше, собранности, ума, воспитания.)
– Невероятно, – изобразил удивление Ларионов, видный брюнет лет сорока, любимец машинисток наркомата. – Барбара Карловна приходит после нас. Мы уже обеспокоились, не простудились ли вы часом.
Алексей Пафнутьевич, румяный здоровячок и, скорее, блондин, охотно поддержал коллегу.
– Испанский грипп не шутка-с. А еще поговаривают о тифе-с.
– И дизентерии, – вставила Зиночка, – а также…
– Я с совещания, – оборвала ее Барбара, усаживаясь за национализированное бюро. – Анатолий Васильевич спрашивал, кого из нашего отдела можно командировать в Уфу. Я обещала подыскать желающих.
Коллеги дружно уткнулись в бумаги. Минуты две спустя Алексей Пафнутьевич осторожно поднял голову.
– Вас спрашивал Коханчик, Барбара Карловна.
Бася сухо кивнула и вышла. Через перегородку услышала инфантильный писк позавчерашней благородной девицы.
– Грымза польская.
Закрыла за собою дверь – и уже не слышала, как фальцету возразил баритон.
– Я бы не сказал. Фигурка – на зависть прочим. Да и мордашка. Губки, шнобелек.
– Не надейтесь, Ларионов.
– Глаза крупнейшие в Привислинском крае. Хамовники, венское. Перед такой Мариной и поунижаться не стыдно.
– Попку не забудьте, скверный вы мужчина. Имейте в виду: еще слово, и есть картошку будете один. Мечтая о гордом шнобеле товарища Котвицкой. Принцесса Греза совслужащая.
Задумчивый бас поставил вопрос о т. Котвицкой ребром.
– Интересно, кому она дает?
– Алексей Пафнутьевич, – возмутился фальцетик, – что за выражения, вы не в совдепе! Мазиле одному пролетарскому. На Остоженке.
* * *
Зайти к Коханчику Бася намеревалась сама. Ведь надо было что-то делать. Просить о переводе. Куда угодно, лишь бы убраться из Первого Обыденского.
До кабинета завподотделом, однако, добралась не сразу – в коридоре ее перехватил еще один коллега, Иудушка Богоявленский. Пятидесятилетний сутулый тип, с козлиной бороденкой и повадкой сельского дьячка, он отчего-то очень доверял Барбаре Карловне, сообщая ей всё, что услышал или передумал за день. Неистребимая вера в порядочность интеллигенции его, пожалуй, красила, одна беда – порядочностью Баси Богоявленский злоупотреблял. Вот и теперь: словно не видя, что Бася спешит, остановил на полпути и, помавая ладошками перед