Вглядеться в бездну. Иосиф Келейников
с иудаизмом на поле иудео-христианской культуры?
Всё в нашей культуре взаимосвязано и, одновременно, противоречиво. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Был каменный век, был бронзовый, идёт кибернетический. Научный и технологический прогресс потрясает мощью и ускорением. Могут ли при этом оставаться неизменными ценности? Вот ведь, дорожает даже квадрат Малевича. «Красота спасёт мир» – тщедушная соломинка для утопающих пацифистов, а ухватилось за неё всё человечество. Но фразочка-то была озвучена князем Мышкиным, да и то, со слов второстепенного героя. В романе «Идиот» нет интеллектуальных идиотов, только – моральные. Спрашивается, не сарказм ли Достоевского подсунул нам этот идиотский лозунг? Кто и какой красотой будет спасать неизвестно чей мир? Не вымощена ли наша дорога благими намерениями? Продолжать наступать на грабли? Рубить лес, чтобы щепки летели? Откуда у А. Карамазова и Ф. Достоевского возник священный ужас от сакраментальной мысли – «А что, если Бога нет? Ведь тогда всё дозволено!..». Или их подначивал Сатана смыться из трактира не расплатившись?
Сколько прекрасных лозунгов растворено в нашей крови? О, этот кайф и угар от великих и вечных ценностей! Они что, у Зла другие? Дело не в идеалах. Добро (Бог-Природа) – первично, а Зло (сатана-человек) – вторично. Вторичность Зла проявляется в дискредитации Добра, в извращении и отравлении источников Добра, в присвоении первичных плодов. Под яркими этикетками таится или панацея или отрава. Легче попробовать, чем утруждаться отличать. Тем более, что запретные плоды вкуснее. Сатана лучше Бога знает, чем соблазнить человека. Бог, по-видимому, не собирается снимать запреты на вкусное. Он возложил ответственность за решение проблемы на аппетит совести.
Не волхвов нужно бояться, не иванов сусаниных, не вождей пролетариата, а самих себя, падких на сыр в капкане.
«Лицом к лицу лица не увидать…» Зато можно поцеловать в губы, или укусить за нос, что мы и делаем. А вот, заглянуть в душу, хотя бы собственную, только мечтаем. Страшимся: как бы ни взглянула на нас оттуда ницшеанская пропасть. Типичный пример: профессор общей истории из университета в Тель-Авиве и преподаватель социальных наук в высшей школе Парижа, еврей Шломо Занд заглянул таки в свою душу и не обнаружил в ней ни еврейства, ни иудаизма, ни своего народа. Свой страх он изложил в книге «Кто и когда изобрёл еврейский народ?» (издана 31. 03. 10 – накануне международного дня смеха и розыгрышей!). Экзистенциальный страх изобретает психологические меры защиты, порождает суеверия, предубеждения. Это страх жизни, как и у Ж. П. Сартра. Отсюда – лозунги – душевные ширмы, шоры, близорукость. Отсюда – миграции, неофиты, притягательность толпы – социальные издержки войны Добра со Злом. Отсюда – беззубые идеалы для домашнего употребления. Страх жизни – порождение христианства. Отсюда – неуёмная потребность в любви и всепрощении.