Земля. Реалити-шоу, в котором за тебя уже все решили. Элой Морено
на место.
– Прошу прощения… – прошептал отец, собираясь с силами. – Несомненно, самое замечательное в телевидении то, что нас, продюсеров и сценаристов, владельцев всей этой индустрии, оно превращает в богов. Уже завтра я могу выбрать любого человека, запустить на трех или четырех моих каналах новость о том, что он насильник. Все остальное сделают социальные сети: они раз и навсегда испортят ему жизнь, даже если потом найдутся доказательства того, что вся информация была ложью. И дальше уже плевать, потому что мы больше не будем говорить о нем в наших программах, или запустим опровержение бегущей строкой настолько мелким шрифтом, что никто не сможет его прочитать. И, конечно же, мы можем поступить наоборот: взять самого последнего идиота на планете и сделать его героем, политиком или даже президентом. Мы можем играть в богов, и я был одним из них. Я был богом! – крикнул он и тут же закашлялся.
Никто не говорил ни слова, в зале стояла гробовая тишина.
Он снова попытался схватить стакан, но на этот раз тот упал на пол. Тут же кто-то пришел на помощь отцу.
Это был «он». Тот, кому много лет назад даже не требовался плащ, чтобы быть моим супергероем.
«Он» – мой брат.
Брат, который отдалялся от меня с той же скоростью, с какой сближался с отцом. Особенно когда наша мать умерла.
Думаю, что именно тогда, на похоронах, когда денег у отца было намного больше, чем любви, мы с братом поняли, что, обнимая друг друга, попрощались.
Потому что с этой смертью оборвалась последняя ниточка, которая связывала нас. Мы больше не навещали маму в больнице, не созванивались, чтобы обсудить, как у нее дела, и узнать, не заметил ли кто-то из нас улучшений за последние дни…
Так было на протяжении многих месяцев: мы разделяли переживания в приемном покое, грустно перешептывались за чашечкой кофе, гуляли по саду этой белой тюрьмы, где она была всего лишь жертвой лечения… Проще говоря, наблюдали за тем, как наша мать уходит от нас, как жизнь ускользала от нее с каждым вздохом…
Наши пути медленно разошлись. Телефонные звонки раздавались все реже, сообщения становились все короче, а молчание – все длиннее. Пока не наступил тот день, когда связь оборвалась насовсем: мы просто перестали разговаривать. Ничего особенного не произошло, и, пожалуй, отсутствие причин было самым печальным.
И вот теперь он был здесь, помогая поднять стакан, который наш отец не смог удержать в руках.
– Да, все это ложь… – подтвердил он после паузы. – И знаете, что самое лучшее во лжи? У нее нет границ. Стоит только попробовать один раз, и уже невозможно остановиться лгать. Ложь вызывает привыкание, а затем множится и растет… потому что всегда можно придумать что-то более изощренное, чем прошлый обман… – он снова закашлялся.
Тишина.
– Величайшая проблема телевидения – власть. Потому что она заставляет тебя забывать о том, что правильно и справедливо… В итоге ты хочешь лишь одного – видеть,