Адриан. Михаил Ишков
сумеет удержать власть в руках. К сожалению, его действительно нельзя срывать из Антиохии и перевести сюда, ко мне поближе, чтобы в нужный момент обставить его усыновление и назначение цезарем как подобает по римскому обычаю. Я не могу пожаловаться ни на снабжение армии, ни на подвоз оружия, ни на пополнение личным составом. Эх, если бы я мог вместе с августовым жезлом передать ему и свои мозги, мне не нужен был бы лучший наследник. Но он уперся и твердит одно и то же – всякая война кончается миром. На этом его вполне способны обыграть Лаберий и Нигрин. Они в силах объединить всех противников Публия, и против этой силы ему не устоять.
Вновь пауза. Затем взмах рукой, ее тяжкое, обреченное – императорское – падение.
– Рассуди, Ларций, чем грозит Риму прекращение восточной войны и перенос тяжести на внутренние дела государства? Разве я не понимаю важности обустройства границ, установления единых законов для всех частей империи, решения вопроса о недоимках? Беда в том, что Адриан отказывается признать очевидный факт – отказ от наступательной стратегии есть переход к обороне, а любая оборона есть начало конца. Рим жив и будет жив исключительно войной. Мы всегда сами выбирали очередную жертву. Упрекая моих полководцев в том, что война для них – кормушка и что без войны они потеряют свой вес и влияние, он не понимает, что без этих вояк Риму не выстоять. Они отлично знают свое дело. Только военное решение вопроса способно разрубить петлю, затянутую на шее Рима, и добиться положительного баланса в торговле с Востоком5. Мало обезопасить границу по Евфрату, мы должны сокрушить парфян и продвинуться до Индии. Это гигантское предполье – надежная гарантия, что враги не договорятся и не навалятся сообща на наши пограничные провинции. То же касается и земель за Дунаем. Стоит нам отойти на правый берег, как тут же из степей примчатся какие-нибудь новые сарматы и начнут грабить наши города. Ты согласен?
Ларций вздохнул и ответил откровенно:
– Подобные вопросы, непобедимый, за пределами моего разумения. Сам я восточными пряностями не увлекаюсь, предпочитаю жареную рыбу с луком, кашу, фрукты и стараюсь верить тому, что вижу своими глазами. Добротность сукна определяю на ощупь, свежесть продуктов на запах. Другое тревожит. На пути в Харакс я побеседовал с местным варваром, он угостил меня лепешкой. Наши надругались над его дочерью, убили ее, а он, как ни в чем не бывало, на следующий день вышел в поле и взялся за кожаное ведро. Я спросил себя – что это, тупость? Варварская нечувствительность? Или это умение скрыть свои намерения, дождаться удобного момента? Я склоняюсь ко второму. Мы здесь чужие, Марк. От этих местных вполне можно ждать удара ножом в спину.
– На этот счет можешь не беспокоиться. Ликорма принял все необходимые меры. По его сведениям, парфянский царь Хосрой готов поделиться со мной всем, что придется мне по нраву. Даже своей короной! С востока его допекает претендент на трон Маниазар…
В этот момент неподалеку кто-то осторожно кашлянул. Император прервался, глянул