Безумные дни в Эстерате. Эрли Моури
Но сейчас ростовщик ощутил, что его член налился соком так полно, как это было много лишь в молодости. Он даже вспотел от возбуждения, от мучительно-приятного чувства, глядя на госпожу Диорич, лежавшую перед ним как самое сладкое лакомство в этом мире.
Когда головка его члена ткнулась в мокрый вход, Эриса вздрогнула, распахнула глаза и простонала:
– Господин… Гюи,.. – она пыталась сказать что-то еще, но язык не слушал.
Возмутительно медленно Лураций вошел в нее, а она согнула ноги в коленях, позволяя проникнуть поглубже. Движение некрупного, но узловатого и горячего члена, размеренное, невыносимо приятное, снова начали возвращать арленсийку к вершине блаженства. Теперь уже она целовала его в шею и прижимала к себе, судорожно сжимая руки. Каждый ее вздох обрывался сильным толчком и от нахлынувших ощущений она начала вскрикивать и вонзать ноготки в спину своего мучителя.
Вдруг Лураций заворчал, порывисто сжимая свою прекрасную жертву. Дернулся, и она почувствовала, как неожиданно горячо брызнуло его семя. Лураций продолжал жадно сжимать ее. На пару минут они оба затихли, наверное, переживая какое-то разочарование, что случилось все так быстро. Затем Гюи сел на полу рядом со столиком, прислоняясь к дивану и потянулся к бокалу: на донышке оставалось немного вина. Хотелось скорее промочить пересохшее горло.
Эриса лежала, повернувшись к стенке, чувствуя, как по щекам текут слезы, а по ноге мужское семя.
– Вот и пофлиртовала… немножко… – беззвучно и горько усмехнулась она. – Какой позор! А если этот шет – Гюи не может держать язык за зубами? Если расхвастается, а потом пойдут слухи: стареющий ростовщик, шутя и играя, поимел арленсийскую стануэссу! – она горестно вздохнула, неприятные мысли продолжали атаковать ее: – И как он меня ловко трахнул! Я даже не возражала толком. Сама как сучка подставилась. Сама захотела его. Что же это со мной? Действительно такое волшебное вино? Или просто я – дура, которая любит играть мужчинами, не думая о последствиях? – сейчас госпожа Диорич чувствовала себя совершенно трезвой, только очень подавленной, потрясенной. Она встала, прикрываясь платьем и пошатываясь, не от вина, а от бессилия. Ноги не слушались.
– Девочка моя, прошу, не прячь себя. Ты так красива! – Лураций отставил пустой бокал и пересел на диван.
– Да, я просто великолепна, мой мальчик. Настолько, что ненавижу себя! – она всхлипнула, тыльной стороной ладони смахнула слезы. Чтобы надеть нормально платье, его потребовалось сначала полностью снять, и Эрисе пришлось это делать под пылким взором ростовщика.
– Только слезы от чего? Госпожа Диорич, будь честна с собой, тебе же было очень хорошо. Разве удовольствие может быть причиной слез? – ростовщик взял трубку из шкатулки, встал и подошёл к треноге, на которой ярко горели свечи.
– Слезы от чего? – она усмехнулась. – Ты хочешь, чтобы я хохотала? Плачу, от того, что горько. Знаешь ли, – Эриса тоже опустила лишнюю вежливость и перешла на «ты», – сладость