Восприемник. Константин Александрович Алексеев
у Кропочевых в красном углу на полке под иконостасом – и отрезал оттуда маленький кусочек.
Проделав все эти приготовления, он осторожно наполнил «Кагором» чайную ложку, положил туда частичку от просфоры. Проглотил. Выждав несколько секунд, запил. Долго прислушивался к себе, но не почувствовал ничего, кроме все того же вкуса вина и размоченного в нем хлеба.
«Надо же! Неужели все дело в церкви и этих особенных молитвах в алтаре?»
То, что в этом таинстве, называемом по церковному «Евхаристией», было что-то особенное, Иван понял еще в детстве, когда каждое воскресенье ходил с бабушкой в тамошнюю церковь и множество раз испытал на себе действие Святых Даров.
Началось все это в предпоследнее лето перед школой, когда шестилетнего Ваньку все-таки окрестили, вопреки протестам матери.
Ольга Григорьевна с самого начала была категорически против этой задумки, принадлежавшей, естественно, бабе Нюре. И не только потому, что мать была непримиримой атеисткой, выросшей в хрущевские времена, когда церковь начали гнобить куда сильнее, чем в лихие тридцатые. Родительница панически боялась: если кто-нибудь узнает, что Ваня крещеный, то сынишкина биография будет безнадежно испорчена.
Анна Степановна на это только усмехалась и отвечала, что в таком случае вся деревня давно уже была бы сослана в Сибирь, поскольку ее жители, от старой полуслепой бабки Ермолаихи до председателя совхоза, ходили в местный храм.
И это было правдой. Каждое воскресенье все село, от старых до малых, одевшись понарядней, шествовало на окраину деревни, где у кладбища притулилась старенькая, но еще крепкая церквушка. И там, внутри, среди золоченых окладов и мерцания лампад, можно было встретить и самых набожных из здешних стариков, и молодежь, приехавшую на выходные из города, и даже кое-кого из районного начальства. А уж тутошний участковый дядя Коля если не был занят по службе, то неизменно бывал на литургии и, стоя подле иконы Николая-Чудотворца, степенно осенял себя крестным знамением.
Как четверг был связан в сознании маленького Вани с баней, так и при слове «воскресенье» в мыслях тут же возникало строгое и торжественное убранство деревенского храма, стоящая за конторкой свечного ящика тетка Таня, а подле левого клироса – замершая ребятня во главе с Пашкой. Тогда большинство детей, приехав на каникулы, ходили в церковь вместе с дедушками-бабушками, и мало кто из родителей препятствовал этому. Это было удивительно, поскольку дома, в Куранске, на вечерни да литургии ходили в основном старики.
Впрочем, здешний храм сам по себе был особенным. Службы в нем не прекращались даже после революции, когда дорвавшиеся до власти троцкисты взялись за «поповщину» не на жизнь, а на смерть, разрушая церкви и монастыри и пуская в расход их обитателей. Но войновская церковь чудом уцелела и перед войной, и в войну, и после. Все эти годы в ней тайно венчали молодых, отпевали стариков, крестили младенцев, в том числе и новорожденную Олю Шаховцеву. И он, Иван, тоже был крещен в этом древнем храме…
Как рассказывала баба Нюра, поначалу она собиралась покрестить внука в первое