По ту сторону жизни. Александр Чиненков
мечтательно заговорил Быстрицкий и внимательно посмотрел на Воронцова. – Наш центр одобряет все наши действия относительно де Беррио. А тебе по-прежнему можно доверять, так ведь?
Мысли Матвея сразу же приняли другой оборот.
– Ну конечно, господа! – воскликнул он. – Я всецело предан нашему делу душой и телом!
– Тогда выпьем ещё по одной, – подзывая официанта, сказал второй мужчина, пришедший с Быстрицким. – Мы, казаки Бадаловы, бывало…
– А давайте лучше поговорим о деле, – поморщился Воронцов. – Мы, кажется, именно для этого встретились сейчас.
– А кто спорит, для этого, – кивнул Быстрицкий. – Наша цель тебе известна, уважаемый Матвей Захарович, и ты обязан сделать всё, чтобы она была достигнута.
– Я сделаю всё, что было мне поручено, господа, – заверил Воронцов. – Только хотелось бы знать подробнее о наших планах. Перевозка нефтепродуктов в Германию, как я понял, первая часть задуманной акции, а как будет выглядеть вторая?
Быстрицкий и Бадалов переглянулись.
– Дело в том, что мы и сами всего не знаем, – развёл с виноватым видом руками Быстрицкий. – Нас и тебя уполномочили добиться от де Беррио того, чего мы добиваемся. И именно это сейчас мы собираемся обсудить в деталях и с мельчайшими подробностями. Надо проникнуться важностью дела, и… Ставка сделана! Дон Антонио де Беррио не должен вывернуться и ускользнуть от нас…
Санитар помог ему встать с кушетки, перевёл в палату, помог раздеться и лечь в постель. Он чувствовал себя дряхлым старцем, со дня на день ожидавшим прихода смерти.
Укрывшись одеялом, он закрыл глаза и уснул. Во сне он вздрагивал, вздыхал и стонал, как от мучительной боли. Появившаяся в палате медсестра сделала ему укол.
Он посмотрел на свои руки, они тряслись. Ноги тоже тряслись, и он ничего не мог с этим поделать. Его потревожил звук подъехавшей машины и гудок клаксона за окном. У входа стояла легковая машина, из которой выходили люди.
Он покачнулся на ватных ногах и едва не рухнул на пол, но устоял, схватившись за подоконник. Голова загудела как наковальня, когда по ней ударяют молотом. И в этот момент в палату кто-то вошёл. Он медленно обернулся.
– Вижу тебя на ногах, и это радует, Кузьма Прохорович! – сказал вошедший. – Вот решил навестить тебя и поговорить… Ты понимаешь меня?
Услышав голос, он вздрогнул.
– По-о-о-шёл вон!
– Значит, понимаешь, – ухмыльнулся вошедший. – Ты уже неделю в дурильнике и… Хочу сказать, что выглядишь неплохо, хотя… Может быть, ты всё-таки сознаёшь, что нездоров?
– Я здоров, – сердито возразил Кузьма. – То дерьмо, которым меня накачивают, угнетает моё сознание, но не волю.
– Да, ты держишься молодцом, но это ненадолго, – сказал «гость». – Уже скоро из тебя сделают растение, и… Ты больше не сможешь доставлять нам проблем своим упорством.
– А как же чистая кровь? – огрызнулся Кузьма. – Ты ведь говорил, «товарищ Рахимов», что кровь для переливания должна быть чистой, а