Лучанские. Юлия Волкодав
на меня сквозь запотевшие стёкла очков, покачал головой:
– Успокойтесь, Ольга Александровна, вам нельзя нервничать. Я согласен с вами, нужно собрать консилиум.
– Ему сейчас плохо! Он не может ждать вашего консилиума! До утра ещё неизвестно, что будет!
– Мы сейчас соберём консилиум, Ольга Александровна, – спокойно продолжил врач. – Через десять минут сюда придут все врачи, которые сейчас в красной зоне.
Я так обалдела, что даже не нашла, что возразить. Почему-то я заранее приготовилась к борьбе, к тому, что надо доказывать свою правоту, кричать, требовать, добиваться. А Тимур легко согласился с моими доводами и ушёл за врачами. Или мой печальный опыт безнадёжно устарел, или состояние Якова Лучанского было слишком серьёзным.
«Успокойся, – мысленно приказала я себе. – Твой муж слишком знаменит и слишком стар. Ничего удивительного, что они трясутся над ним, как курица над яйцом. О вирусе ничего толком не известно, но где-то уже писали, что пожилые люди тяжелее его переносят. Тимур просто перестраховывается. И ты же добилась того, чего хотела».
– Яша, ты хочешь ещё воды? Яша, сейчас придут другие доктора, слышишь? Яша, может быть, поменять тебе футболку? Ты весь мокрый.
Красная футболка, которая была надета на муже, пропиталась потом. Я вдруг подумала, что неудобно в таком виде появляться перед врачами. Господи, какая глупость. Как будто они обратили бы внимание на футболку. Ты ещё в рубашку с бабочкой и во фрак его переодень, чтобы воссоздать привычный образ Якова Лучанского.
Яша меня, кажется, и не слышал. Может быть, он задремал? Он же в сознании, правда? Господи, как же страшно. Когда же они уже придут? Я в отчаянии смотрела на дверь и на часы в своём телефоне, считая минуты. Яша сипел в кислородную маску. Кажется, я молилась, чуть ли не впервые в жизни, с трудом вспоминая где-то мимолётно услышанные слова.
***
Мои отношения с религией можно было бы назвать сдержанно-вежливыми. Родители-коммунисты верили только в светлое завтра, а от влияния бабушек и дедушек меня избавило их отсутствие. А вот Яков верил в Бога, носил Звезду Давида и даже рассказывал в каком-то интервью, что она досталась ему от отца. Разумеется, наврал. Массивную подвеску и не менее массивную золотую цепь к ней мы купили во время первой поездки в Израиль, в девяностые. Когда стало можно открыто веровать и свободно выезжать за границу. А Яшин папа, как, кстати, и мой, верил только в победу коммунизма. Зачем Яша сочинил эту историю для журналистов? Я уже давно перестала вникать в логику его публичной жизни. В их среде после развала Союза стало принято эпатировать журналистов, а через них и публику. Но так как уподобиться многим и, например, устроить пьяный дебош в ресторане или закрутить у всех на глазах роман с какой-нибудь юной дивой Яков не мог – воспитание и образ не позволяли, – он пытался сочинять что-то в духе семейных легенд.
Сочинять приходилось ещё и потому, что рассказывать было нечего. Вот удивительно: в Яшиной семье не существовало каких-то традиций, ритуалов.