Жажда расплаты. Евгения Михайлова
или даже короткий роман. Он сумел ей это внушить без разрушительных выяснений отношений. И почему-то в ту ночь Лере сразу стало понятно, что это исключение, гроза, буран и горе. И вот главная виновница. В любом случае она, даже если Влад ее силой затащил в их дом, в их постель. Что исключено, конечно. А почему поняла…Тот взгляд Влада. Таким он не был еще никогда.
– Закрой дверь, пожалуйста, Лера, – произнес Владислав своим мягким баритоном, в котором иногда звучали повелительные нотки, как сейчас. – Нам нужно одеться.
Она повиновалась, но с места не сдвинулась. Очень быстро они вышли, кое-как одетые. Женщина обошла Леру, схватила с вешалки синий плащ и сумку. Влад смотрел только на нее, свою любовницу, как будто был не в состоянии произнести то, что отменило бы этот ужас и позор. И он по-прежнему стоял босиком. Это придало Лере храбрости, подарило что-то похожее на надежду: он остается с ней! И она сумела сказать почти легко:
– Владик, неужели ты не проводишь девушку? На улице ночь, ветер, дождь. Ты мог бы отвезти ее домой, если у нее есть дом…
В этот момент женщина открыла дверь трясущимися руками, сказала «прощайте» и побежала по лестнице, не подумав вызвать лифт. Они были на десятом этаже.
Та ночь
Та ночь стала логичным завершением исторического дня Даши. Вечером она впервые за всю свою семейную жизнь не гасила, а затягивала дежурную ссору с мужем Петей. Им обоим уже не первый год казалось, что ссора – это не просто единственное содержание отношений. Это убийца и реаниматор их союза одновременно. Петя как заведенный выискивал поводы для подозрений, ревности, истерических претензий. Она вяло отбивалась, со временем просто уходила в другую комнату, пыталась чем-то заниматься, но он бился в запертую дверь, которую приходилось открывать, поскольку муж Даши страдал настойчивостью лишь в том, что не надо. Даша пускала его, чем возрождала совсем уж нелепые надежды. Ему мерещилось, что после скандала они обнимутся, как прежде, и радостно поплывут в любовный экстаз. Что ссора сможет разбудить ее желание. В таком порядке. Петя оказался не то чтобы тупым – поверхностным и монотонным, как дятел, посвятивший жизнь долбежке деревьев, только без естественной прелести милой птички. У Пети все происходило тяжело и натужно, в том числе понимание.
Когда Даша открывала дверь, Петя бросался к ней в порыве чувств, вызванных ужасным заблуждением: он во имя спасения собственной самооценки внушал себе ложную идею о том, что Даша, как и он, идет на ссору, чтобы разогреть их взаимную любовь, как он ее понимал. Они, конечно, что-то теряют в будничных преодолениях, связанных с постоянным погружением в проблемы, соблазны и ловушки внешнего мира. А ссоры, как мощный возбудитель, возвращают их к сути несомненной и доказанной преданности, которой не страшны привычные скандалы. Тот случай, когда милые бранятся…
Петя в любом диалоге слышал только себя, как дятел, оглохший от своего стука. Находил повод для ревности, выстраивал, как ему казалось,