Никогда, никогда. Колин Гувер
предположить, что я нависаю над ней. Себя в этом видео я не вижу, мне видны только ее губы, изгибающиеся в улыбке.
– Ты такой бунтарь, – шепчет она. – Я поверить не могу, что ты пробрался сюда, чтобы сказать мне это.
– Я пробрался сюда не затем, чтобы сказать тебе это, – тихо шепчу я. – Я пробрался сюда, чтобы сделать вот это. – Наконец в видео появляется мое лицо, и мои губы нежно припадают к ее губам.
Чарли ерзает рядом со мной. Я с усилием проглатываю ком, образовавшийся в моем горле. И мне вдруг хочется, чтобы сейчас я смотрел это один. Тогда я смог бы проигрывать этот поцелуй снова, снова и снова.
Мои нервы натянуты до предела, и я понимаю, что это оттого, что я испытываю ревность к этому парню на видео, что совершенно бессмысленно. У меня такое чувство, будто я наблюдаю, как ее целует какой-то незнакомец, хотя на самом деле это я сам. Это мои губы касаются ее губ, но это злит меня, потому что я не помню, каково это – целовать ее.
Может, все-таки остановить это видео, думаю я. Тем более, похоже, это превращается в нечто большее, чем простой поцелуй. Моя рука, которая только что касалась ее щеки, теперь не видна. И, судя по тем звукам, которые на видео издает Чарли, она точно знает, где находится моя рука.
Ее губы отрываются от моих, она смотрит в камеру, перед объективом появляется ее рука и опрокидывает камеру вниз. Экран становится черным, но звук продолжает записываться.
– Ее свет слепит меня, – бормочет она.
Мой палец находится рядом с кнопкой паузы на моем телефоне. Мне следовало бы нажать на паузу, но я ощущаю тепло ее дыхания на моей шее, и из-за этого и из-за звуков, несущихся из динамиков машины, мне хочется, чтобы это видео никогда не кончалось.
– Сайлас, – шепчет она.
Мы все так же смотрим на экран, хотя с тех пор, как Чарли опрокинула камеру, он остается чернильно-черным. На нем ничего не видно, но мы не можем отвести от него глаза. Вокруг нас звучат и звучат наши голоса, переполняя машину, переполняя нас.
– Никогда, никогда, Чарли, – шепчу я.
Слышится стон.
– Никогда-никогда, – шепчет она в ответ.
Слышится шумный вдох.
Еще один стон.
Шуршание.
Звук расстегиваемой молнии.
– Я так люблю тебя, Чарли.
Звуки тел, движущихся на кровати.
Тяжелое дыхание. Множество вдохов и выдохов. Они доносятся из динамиков, окружающих нас, и исходят из наших ртов, и мы сидим и слушаем их.
– О боже… Сайлас…
Два резких вдоха. Страстные поцелуи.
Пронзительно гудит клаксон, заглушая звуки, доносящиеся из динамиков.
Я неуклюже хватаюсь за телефон и роняю его на пол. Салон заливает свет чьих-то фар. По окну Чарли вдруг начинают барабанить кулаки, и прежде, чем я успеваю подобрать телефон с пола, кто-то рывком открывает дверь.
– Ты просто невероятна, Чарли. – Из динамиков несется мой голос.
Девушка, держащая дверь Чарли, громко хохочет. Сегодня она обедала вместе с нами, но я не помню ее