Каникулы. Николай Иванович Хрипков
кругом? Где менты? Поезда? Где люди?
Дрищ заходил по переходке спереди. Троица подпирала сзади. У Филиппа был нож. Санька шла с бутылкой. У Дрища была увесистая палка, у Макса арматурина. Шансов у Пахома не было никаких. Разве что сигануть с переходки и разбиться о рельсы. Может быть, так и стоило сделать, зная, что его ожидает впереди от этих беспредельщиков? Первым приблизился Филипп, ухмыляясь.
– А ты быстро бегаешь! Спортсмен что ли? А?
И ударил его кулаком по лицу. Удар был не очень сильный. Но Пахом почувствовал, как из носа потекла теплая кровь, стекая на подбородок и капая на одежду. Он провел ладонью по лицу.
– Ребята! Что я вам сделал? – простонал Пахом. – Отпустите меня, пожалуйста! Прошу!
Все заржали. Иго-го!
– Тащи вниз! На то же место! – скомандовал Филипп. – Мухой!
Они подняли его, встряхнули и потащили вниз с переходки. Уже была ночь. На перроне ни души. И поэтому опасаться им было нечего. Они снова оказались в парке на том же самом месте. Ярко светило луна. Как поется, «и такой на небе месяц, хоть иголки собирай!» Стас лежал возле кустов и не шевелился. Возле него темная лужица. Пахом смотрел на нее, не отрываясь.
– Вы что его убили? – прошептал Пахом. – Вы что наделали?
– А он меня укусил,– сказал Филипп. – Целый клок мяса выдрал! Вот смотри! А?
Филипп задрал брючину. Пахом отвернулся. И плюнул.
– А если он бешенный? А бешенных псов надо уничтожать! А?
– Будешь вести себя хорошо, отпустим! – сказала Санька. – А начнешь дрыгаться, ляжешь вместе с ним. Понятно?
Филипп еще раз съездил ему по лицу и стал снимать с него джинсы. Потом оставил это дело, поручив его Дрыщу и Максу. Они набросились на Пахома.
6. ЖИВОЙ, НО КАКОЙ…
Пока Пахома готовили, Филипп разглагольствовал перед своей компанией:
– Ну, что, академики? Думаете, уж если вы из Москвы вашей гребанной, вам всё позволено? Типа, короли, блин? Пиво, значит, можно наше пить, нас за дураков считать, чувих наших драть? А вот фиг вам! А?
Филипп показал средний палец, который у него чуть был загнут в сторону. Все заржали. Иго-го!
– А тут мы короли! Это наша земля, наша территория, наше здесь пиво и девки здесь только наши! А вас мы будем иметь во все дыры, дебилы хреновые! Не надо к нам соваться! Понял?
– Филипп! Он готов! Начинай!
– Понеслась! – завопил Филипп. – Погнали наши городских!
Все заржали. Последней, как и Стаса, его насиловала Санька пивной бутылкой, постоянно приговаривая при этом, как мантру:
– Вот какой у меня хороший член! Всегда твердый! Может работать круглыми сутками! Ты согласен?
Было нестерпимо больно. Каждая частица тела Пахома вопила от невыносимой боли. Ему с методичностью вгоняли раскаленный кол. И казалось, что этой казни не будет конца. Зажали рот, чтобы он не кричал. А когда всё закончилось, и его перестали держать, он повалился на бок. Сердце так бешено билось, что вот-вот должно было сломать грудную клетку. Он задыхался.
– Падла московская! Ты не сдох? – спросил Дрыщ и пнул его ботинком по спине. – Живучая падля!
Пахом