В воскресенье деревья не растут. Камиль Нурахметов
изюма – это для моей племяшки…, она любит такие замысловатые миксы.
Эдик включил «словоблудилку» и поехал рисовать пейзаж своей девственности, нейтральности, невиновности и искренности.
– Вторая, значит…, коробка – там, значит, э-э-э-э…, туалетные принадлежности, бритва, одеколон –«Polo», крем после бритья…, еще есть пару коробок с салями, потом, значит…, ещё там есть коробка с настоящим голландским сыром какого-то необычного сорта, это мне тетя Ира положила для моей жены Олечки…, потом…,значит…, есть там еще…э-э-э-э-э… полотенце.., два, одно новое, другое не новое…, э-э-э-э-э…
– Проходите! – резко скомандовал рыжий с полным безразличием на конопатом лице.
Быстро пройдя вдоль электронного флокса и с облегчением забрав свой старый крокодиловый чемодан из черного ящичного «рентгена», Эдик надел на лицо подлинное коровье безразличие, подошел к ближайшему стеклу и уставился уже на другого таможенника в форме с узкими внимательными глазами… Сердечные удары стали затихать и в голове быстро пошла лента добрых мыслей облегчения… Увидев лицо инспектора за стеклом, он чуть не поперхнулся от удовольствия…
«Как же он, сука, может хоть что-то рассмотреть своими прорезями? Вот загадка-то, а…? Надо у знакомых китайцев спросить, как они видят наш мир…, это же уму непостижимо смотреть такими дверными щелями прямо на меня…!»– подумал Беркович и очень захотел чихнуть, но сдержался из-за полного отсутствия носового платка в кармане.
– Откуда? –спросил инспекционный таможенник, прекрасно зная с какого рейса повалили люди с чемоданами и стали в очередь в пять ближайших окон.
– Засьте…! Я из Амстердама прямиком на Родину, слава тебе, Господи…, благополучно долетели, и посадка была мягкая…, то, что надо…! – беспечным голосом ответил очень небритый Беркович, подняв брови в фигурное выражение «мимолетного счастья».
– Что там делали? – поддельно безразлично не унимался человек в форме, похожий на голограмму за стеклом.
Этот вопрос всегда Эдика раздражал. На бесцеремонное любопытство и вмешательство в его личную жизнь государственного служащего Беркович хотел ответить какой-то хамской гадостью, но сдержался. Таможня же…, как никак!
– Видите ли…, э-э-э-э-э, я там был у родной тёти Иры, она…, э-э-э-э-э, давно уже замужем за голландцем – Эрхард Охр…– охр…– Охройд…мерхид…скрюнге…, вот так его тяжелейшая фамилия, кажется, произноситься… Не фамилия, а голландское черти что…, гланды надорвать можно от таких фамильных звуков. Я, видите ли, ужасный поклонник малых голландцев и посещаю музеи Амстердама с картинами Брейгеля Младшего, творчество которого для меня весьма близко… Это, скажу я вам, для меня…, э-э-э-э…, как для художника, глоток свежей минеральной водки, э-э-э-э, извините, воды…, для моего творчества и будущих работ. Я стоял у картин Вермеера, Ван Эйка, Рембрандта ван Рейна, а про несчастного сумасшедшего Ван Гога я вообще молчу, это космос для моего воображения…