Вальс ведьмы. Белен Мартинес
и мне не составит особого труда исполнить какой бы то ни было из них.
– Вижу, вы уже смирились, – усмехнувшись, заметила я.
– Я просто честен.
Я на мгновение опустила взгляд, чтобы он не увидел моего лица. Я плотно сжимала рот, но знала, что мои глаза улыбаются.
– Боюсь, искренность не очень ценится в нашем кругу.
– Я только что стал свидетелем этого, – ответил он, изогнув одну из своих темных бровей.
– У меня не было намерения втягивать вас в этот спектакль, но я также не планировала и танцевать с этим… джентльменом, – твердо возразила я.
От напряжения у меня чуть не заболели зубы, когда я произносила последнее слово.
– Могу поинтересоваться, почему?
Музыка достигла своего апогея, и трели скрипок смолкли, а мы продолжали кружиться. Танцоры вокруг нас терялись друг в друге.
– Вопрос принципа, не более того.
– Принципа? – Казалось, он вот-вот презрительно рассмеется.
– Находите это смешным?
– Мне кажется, это именно то, чего не хватает каждому в этом зале.
– О, я и забыла, что это отличительная черта дворян. – Я сократила расстояние между нами, теперь, когда вальс близился к концу. Я чувствовала его дискомфорт и как он изо всех сил пытался отодвинуться и снова увеличить пространство между нами. – Если бы у многих из присутствующих здесь не имелось принципов, вы бы сейчас были до смерти напуганы.
Он не испугался моих слов, но его брови нахмурились еще больше.
Конец вальса донесся мягким аккордом, заставляя разойтись. На этот раз никто из нас не поклонился, хотя все вокруг так и сделали. Мы уставились друг на друга, и в тот момент, когда разговоры, смех и звон хрустальных бокалов снова наполнили уши, мы развернулись и ушли в противоположные части зала.
Мы больше не разговаривали, и когда партнер по следующему танцу потащил меня на паркет, я увидела в толпе, как Андрей Батори попрощался с Холфордами и покинул мероприятие намного раньше, чем это было принято.
Часть вторая
Похититель органов
Начало октября 1895 года
Академия Ковенант. Октябрь, двадцать семь лет назад
Все головы снова повернулись в нашу сторону.
Возможно, это было из-за Леонарда Шелби, или Лео, как он попросил называть его в первый день. Тогда он осмелился сесть с нами за один обеденный стол несмотря на то, что его фамилии никто не знал, а наши фамилии были на слуху на протяжении нескольких поколений. Вскоре выяснилось, что он беднее церковной мыши, у его родителей имелся только крошечный дом (серьезно, только один) и он бережно относился к своим рукописям, потому что знал, что однажды его младший брат унаследует их. Но позже обнаружилось и то, что под этими кудрями цвета меди всегда была скрыта искренняя улыбка и слишком острый ум для человека его положения. То, что кто-то столь нежный и невинный, как он, решил стать нашим другом и пробудил во мне столько огня, всегда оставалось для меня загадкой.
Они