Дожить до коронации. Анна Мария Роу
мне промышленного и политического шпионажа, покушений на княжну и капризов братца, так еще и маньяка мне на шею повесили!
А через секунду он уже оказался рядом со мной, требовательно протянул руку и совсем другим, уверенным тоном произнес:
– Что у вас получилось, леди Аврора?
Я с опаской протянула чистый лист и призналась:
– Я не умею рисовать портреты. Может, я опишу его на словах?
Теодор Артлейн взял планшет с бумагой и карандаши, присел на диванчик и предложил:
– Присаживайтесь рядом. Попробуем. Какое у него телосложение? Полный или худощавый? Лицо овальное или округлое? Какая у него прическа?
Я аккуратно пересела к нему, тщательно расправила юбки, сдержалась, чтобы не вытереть о ткань вспотевшие ладони, и попыталась описать лжесекретаря так, чтобы герцог смог его нарисовать.
– Знаете… такое сухощавое, но не слишком… Лицо простое, округлое. Нет, подбородок острый…
Он ловко и умело наносил линии и штрихи, видимо, эол-полукровка владел карандашом также виртуозно, как и шпагой. Несколько легких движений, и возникли линии бровей и контур губ. Появлялась ямочка на подбородке. Чтобы тотчас же исчезнуть.
Через пятнадцать минут Гертруда принесла чай и маленькие вкусные бутерброды. Потом сообщила, что ее рабочий день давным-давно закончился. Затем еще раз принесла чай.
Глаза меняли разрез: то миндалевидные, как у чистокровных эльфов, то круглые. Губы становились то пухлыми, то узкими, сжатыми в линию. Кожа то темнела, то становилась бледной, как у жителей Северных островов. О, пресвятые угодники! Я не могла вспомнить, какого цвета были его глаза и волосы! Он мог оказаться и лысым. Зато я могла с уверенностью заявить, что более нелепое, неуклюжее и неуверенное в себе существо еще надо попробовать найти! Какой же шпион из этого недоразумения?!
Я сдалась первой.
– Ваша светлость, не помню, – чуть ли не со слезами бессилия сказала я. – Лицо в памяти все время расплывается! Оно такое среднее и такое невыразительное! Я… запуталась!
– Все хорошо, леди Аврора. – Смеяться над девичьей памятью эол не стал, успокаивающе похлопал по руке и продолжил рисование. – Вы видели его всего несколько секунд, а он умеет и без маскировочных чар заставить человека забыть себя.
Фраза вышла слишком многозначительной. Но вместо того, чтобы испугаться, что меня могли убить, я поняла одну непреложную истину: за окном давно стемнело, комната утонула в сиреневом полумраке, и лишь возле нас горели несколько настенных бра. Артлейн сидел непозволительно близко. Время от времени мы касались друг друга руками. Его нечаянные прикосновения не будили бури чувств, не зажигали кровь. Но стыда от двусмысленности положения тоже не возникало. Я смогла рассмотреть и перстень рода на указательном пальце левой руки. Вычурный и слишком крупный, такие сейчас не в моде. И чуть заостренный кончик уха. Плетение косы: от макушки, чтобы походила на гребень. Тень от длинных ресниц… Уверенные движения руки, творящей карандашный набросок, притягивали…
Что-то,