Встреча длиною в тысячи жизней… Книга вторая. Анна Саирам
тюрьмы. Я была женщиной, и я была осуждённой. Я была осужденной ни за что. Я была дочерью известной в том городе знахарки, которая не угодила местным властям.
Чтобы подавить деятельность целительницы, её дочь безвинно обвинили в связи с преисподней и собирались казнить. До казни её долго держали в застенках и жестоко пытали. Женщина была в полубессознательном состоянии. Её тело болело, а дух держался из последнего. У женщины на воле оставались дети, и только эта мысль спасала ее и давала силы жить, надеясь на помилование и освобождение.
Я увидела, как тот самый священник спускается к ней в тюремную камеру. Они долго беседуют. Он спускается к ней много раз.
Эта женщина отличалась от всех других жертв. Она не просила о пощаде. Она была дерзка и держалась стойко. С самого начала она верила в положительный исход событий. Своим поведением, умом и проницательностью она выводила священника из равновесия. Её храбрость приводила его в смятение. С самого начала он решил сломить её дух под самый корень. У него долго не получалось, но все же он смог. Эта женщина тоже стала просить его о пощаде.
Он проникается к ней какими-то непонятными для него чувствами, которые никогда в своей жизни не знал. Он всегда был обвинителем и жестоким инквизитором, он казнил многих невинных жертв, но сейчас с ним происходит то, что никак не соответствует его статусу. Он чувствовал то, что никогда в жизни до этого не чувствовал. Он чувствовал любовь, которую никогда раньше не испытывал. Он понимал, что рискует, но не видеть этой женщины он не мог. Он понимал, что в его власти и его силе спасти её. Но также он понимал, что такое положение вещей может компрометировать его, потому что дело, с его же помощью ранее, уже приняло оборот огласки и всенародной хулы.
Теперь его мучает то, что когда-то давало прилив энергии – жажда крови и вид жертвы, находящейся в мучениях, отчаянии и просящей о пощаде. Теперь он ощущал себя жертвой. Жертвой собственной же мечты, мечты о власти, деньгах, авторитете и тотальном подчинении.
Он, как только мог, оттягивал день казни, но этот день всё же наступил. Он удивлялся, почему он молчал. Он удивлялся, почему он лгал. В нём разыгралась битва за любовь или за карьеру, которую он выстраивал всю свою жизнь, и которая давала ему ненасытное удовольствие подавления других. До всех этих событий вид жертвы на костре доставлял ему невероятное наслаждение. Когда подожгли костер в этот раз, глядя на любимую женщину, он горестно ощущал, что горел сам. Он чувствовал, как силы покидали его, как всё рушилось и рушилось всё то, что он так кропотливо и долго собирал.
А что она? Она ненавидела священника. Она его презирала. Но больше всего она была в обиде на Бога, который, как ей казалось, забыл её. До последней секунды она верила, что священник, который в последние дни был к ней более милостив, предоставит ей свободу. Но этого не произошло. Она искала в толпе детей. Все вокруг скандировали: «Ведьма!» Её тело и душа болели и мысль, что скоро ей не придется больше это терпеть, давала