Невеста из Холмов. Янка Лось
и рыжеволосое.
Вскрикнули они с Мэдью одновременно. От неожиданности Эшлин швырнула в брата рогом.
– Эш! – Мэдью поймал подарок и теперь размахивал руками так рьяно, будто пытался взлететь. – Вот что ты здесь делаешь?
– А ты что здесь делаешь? Одичал и почувствовал себя белкой, птица наша в сапогах? – Эшлин говорила с Мэдью, вслушиваясь в себя. Сердце все еще колотилось, но вернуть самообладание оказалось просто. Неужели чувства тоже уходят вслед за силами?
– Если я разрешил тебе трогать мою душу, сестрица, это не значит, что можно трогать мои вещи!
– Не бойся, я ничего не стащила, – ответила Эшлин уже совсем ровно, – нам некогда будет разбираться в этом после Церемонии. Успеем только прийти и взять нужное.
– Зубы заговариваешь. Не думай, будто я не знаю про все эти женские штучки нашего рода. Ты меня магией не успокоишь и соглашаться не заставишь! Я хочу первым смотреть подарки, и чтоб их никто не трогал!
Эшлин грустно улыбнулась. Мэдью забыл, что магии в ней сейчас нет ни капли. Разве что та, присущая большинству ши, которую зовут обаянием, но и она исчерпана до капли тревогой и ненавистью.
– Братец, ты в любом случае не будешь первым. Сначала каждый подарок трогал мастер, который его делал, а потом тот, кто хотел его вручить. Это сейчас не главное. Ты же хотел стать героем, Мэдью. Вот и станешь. Совсем как те, которых воспевал бард Талиесин. Надо только потерпеть до конца Церемонии и не ссориться со мной из-за ерунды. Ты же не хочешь, чтобы наш план раскрыли?
Отец выслушал бы ее. И где-то понял. Но все равно не позволил бы выполнить задуманное. Пошел бы к старейшинам, к филидам, например, к ехидному и холодному Коэну, например, отцу Ройсин, близкому родичу. И что хорошего вышло бы? Да ничего. Беда и позор, вот что.
Мэдью покивал, перестал возмущенно пыхтеть и любовно поглаживал бок резного футляра фляжки. Кажется, некто, оставивший паттеран из белых колокольчиков на удачу, угадал с подарком.
– Я тебя прощу. Но если обо мне не поспешат слагать легенды, я не верну тебя домой, пока сама не напишешь песнь о самом молодом герое семьи Муин рода Ежевики и его глупой, хоть и старшей, сестре.
– О сестре не обещаю. Ты действительно хочешь, чтобы через века все видели тебя моими глазами?
– Если вычеркнешь из каждой строки свое любимое слово – да!
Эшлин молча посмотрела брату в глаза. Во взгляде светилось то самое слово, произнесенное тысячу раз.
– Молчание – знак согласия, – подытожил Мэдью, в глубине души понимая, что в случае с сестрой последнее слово, оставленное за ним, ничего не значит, – пусти меня, раз уж я здесь, хочу посмотреть все.
Мэдью продолжал восторгаться кучей подарков, а Эшлин меж тем заметила, как полоса света от окна переместилась по стене к изголовью кровати. До полудня оставалось не так много. Еще немного, и слагать легенды можно будет о ней самой. Сагу об Эшлин, которая была в трех местах одновременно и все успела. Впрочем,