Хмель. Алексей Черкасов
мужики! Филаретушка лазутчика подсылал, а мы-то, Господи прости, языки распустили. Особливо ты, Третьяк!
Третьяк ухватился за бороду:
– Какого лазутчика?
Данило ехидно проверещал:
– А барин-то? Пустынник-то?
– Дык барин же! Каторжный.
– Хе-хе-хе! Барин! А ведаешь ли, откель у него пачпорт пустынника?
И тут Третьяк признался:
– Тот пачпорт Ефимия дала. У меня хоронила. Во как. И в роще у него была, и сговор поимела. Токмо нишкни! Оборони Бог!
Данило от такой неожиданности чуть не упал.
– Дык, дык как же, а? Пачпорт твой, стал-быть?
Третьяк пояснил, что пачпорт Ефимия получила от Амвросия Лексинского, передала ему на сохранение и вот отдала Лопареву.
– Господи прости! Тогда сила на нашей стороне, – обрадовался Данило. – И Калистратушка не отторгнет нас, и Лопарев. Общинников подбить еще, и Филаретушку свалить можно.
Микула слушал разговоры Третьяка с Данилой, сопел в бороду, а тут не выдержал:
– Эко! Умыслили. На месте Филарета пять Филаретов будет али пятьдесят. Сколь верижников-то? Калистратушка! От такого апостола упаси Бог. От одного взгляда Ларивона или Мокея у Калистрата в штанах мокро. И барин тоже. Один глаз – в Рязань, другой – в Казань. Не примет он ни веры нашей, ни крепости.
– Чуждый, чуждый, – поддакнул Данило.
– А верижник Лука? – напомнил Третьяк.
И в самом деле, есть еще, кроме апостола Калистрата, верижник Лука, тайно проживающий со вдовой Пелагеей. Лука терпеть не может старца Филарета.
Данило пожурил:
– От Луки – ни потрохов ни муки. Солома одна.
Притихли. Задумались.
В избе стало темно, но огня не зажгли. По очереди глядели в оконце.
Послали Семена лазутчиком к избе Филаретовой, и тот вернулся вскоре, сообщил:
– Ефимию пытают. Голос слышал.
Онемели.
– К избе не мог подползти – верижники залегли: ноги в ноги, голова в голову, и все с ружьями и с рогатинами.
Третьяк схватился за бороду:
– Знать, жди – нагрянут. На сонных, зело борзо. Огнем пожгут, собаки.
Данило схватил подушку и закрыл единственное оконце. Третьяк засветил сальник. Семена послали за своими мужиками.
– Да гляди, чтоб тихо было.
– Ладно! – И Семен ушел.
– Беда, беда, – стонал Данило. – Надо бы послать человека в город, власти призвать на помощь. Казаков али жандармов. Открыть про убийства, какие учинили верижники. Спасение будет.
– Каторга будет, батюшка Данило, – прогудел Микула. – Всем каторга: Филарет никого не помилует.
– И мне будет виселица, – вздохнул Третьяк.
Куда денешься – сами беглые, каторжники! А Третьяк приговорен к смертной казни через повешение еще в 1813 году!..
Костыли в стене – железные, веревки – пеньковые, не порвешь, и кляп рушником притянут.