Операция «Магнит». Сергей Александров
а о судьбах всего человечества. В итоге диалог завершился многоточием.
Андрей покинул кабинет с ощущением, будто вышел от стоматолога. Чтобы избежать встреч и разговоров с кем-либо из знакомых, не стал пользоваться лифтом, сбежал вниз по черновой лестнице, выскочил через цоколь во внутренний двор и затерялся в переулках старой Москвы. Ему надо было побыть одному, остыть и определиться с дальнейшими действиями после болезненной дискуссии о месте Мьянмы во внешней политике России, в том числе о его собственных задачах в этой стране, которые надо решать, работая в качестве, не ведомом ни Алексееву, ни Васнецову.
Поступая в Ленинградский государственный университет, Радов никак не помышлял о службе в органах госбезопасности. Однако у судьбы свои повороты. Однажды куратор студенческого комсомольского актива из университетской парторганизации при встрече без посторонних как бы в шутку заметил:
– Мы тут из вас джентльмена куем, а есть возможность превратиться в супермена. Желаете?
– Это как это?
– Это значит разведчиком стать, ну, как Штирлиц, что ли, или Джеймс Бонд… Дело серьезное, почетное и, понятно, неплохо оплачиваемое.
– И что от меня требуется? – спросил Радов, вместе с массой тогдашних советских комсомольцев не шибко знакомый с Джеймсом Бондом, зато весьма почитающий Штирлица, хоть тот и был «из другой жизни».
– Вопрос не по адресу. Вами интересуются конкретные люди. Пройдете для начала собеседование в кабинете, который укажу чуть позже, там все разъяснят. Думайте до завтра.
Легко сказать «думайте», когда объект размышлений неизвестен и никогда не был предметом твоих серьезных помыслов (если не считать детских игровых фантазий); зато вожделенный Институт этнографии Академии Наук СССР и связанные с ним мечты о дальних странствиях с научными экспедициями в экзотические страны типа Бирмы – вот он, за углом, в Кунсткамере. Точнее, это Камера при нем. Однако в данное престижное заведение пока никто не приглашал, и о вакансиях ничего не слышно. А здесь, можно сказать, «зовут к столу».
И согласился.
Собеседование проводил дружелюбный, почти молодой человек, который, не представившись, задавал обычные вопросы по незатейливой биографии Радова. Среди прочего поинтересовался отношением Андрея к роли органов безопасности в период репрессий 30-х годов. Радов честно ответил, что специальной данной темой никогда не интересовался, потому что ни в школе, ни в университете ее «не проходили». На том и расстались.
Годами позже, пытаясь уяснить истоки настойчивого самобичевания старших товарищей из-за этих самых репрессий, и заодно понять, как популярные проклятия в адрес 30-х годов согласуются с длинным списком чекистов, расстрелянных и репрессированных в тот же период, поднял в «Ленинке» архивные документы КПСС, в свое время открыто публиковавшиеся. Из них понял, что не все так просто и однозначно, как звучит в распространенных штампах. В разгар кампании Центральный Комитет