Воля императора 2. Держава. Евгений Шалашов
находится в коме.
– Я должна его увидеть, – произнесла она глядя на меня. Женщина была ниже меня, однако складывалось впечатление, что она смотрит снизу вверх.
И уж не знаю в чём дело, может дар еще один прорезался, но я почти физически чувствую, какая тяжесть у неё на душе. Она как и любая мать любит своего сына. Однако, как княгиня, она ни мимикой ни жестом не показала своих истинных чувств.
Железная женщина. Другая бы принялась истерить, кричать и требовать, но мать моего двойника вела себя настолько достойно, что у меня на миг перехватило дух. Понимаю, как ей сейчас нелегко. Да и раньше-то было трудно. Целых два года не получать никаких известий от сына, а потом ее вместе с мужем отправляют в Японию. Спрашивать, как давно она знает, думаю, совершенно неуместно.
Нет, на самом-то деле я мало что понимаю. При всем желании не смогу влезть в шкуру женщины, расставшейся с сыном на два года, мечтающей о встрече и, обнаружившей на его месте двойника.
– Мой сын здесь, в Петербурге? – настаивала великая княгиня. – Я чувствую, что он где-то рядом.
– Ольга Николаевна, а вы не можете подождать до завтра? – поинтересовался я, прикидывая, что надо бы сообщить Кутепову, согласовать с ним визит великой княгини, договориться о проходе в Кресты.
Было ещё два важных вопроса. Что княгиня намерена делать дальше, когда узнала правду. А ещё, не стоит забывать про хранителя последней воли императора. Как я понял ситуацию, он ведь убьёт любого, кто попытается вмешаться…
Великая княгиня вновь покачала головой:
– Нет, ваше величество. Я боюсь, что до утра я просто не доживу. Последнее время я живу лишь на успокоительных лекарствах, да на снотворном. Мне два года говорили, что мой Сашенька где-то в Швеции, или в Швейцарии – путались в ответах, но я знала, что он недалеко. Моему отцу, никогда не удавалось ввести меня в заблуждение своими интригами. Но и выбор у меня был небольшой. Я просто приняла правила игры.
Великая княгиня посмотрела мне в глаза.
– Пожалуйста, – тихонько попросила она.
Наверное, будь я более опытным царем, отказал бы ей, приказал сидеть в комнате, а потом отправляться в Японию, к супругу. С чего бы это ей умирать? Лет ей чуть больше сорока, в моем времени можно ещё ребенка родить, да и здесь женщины в этом возрасте ещё рожают. А коли умрет… Выпьет на сон грядущий не две пилюли снотворного, а штук десять, вот и все. Самоубийство, разумеется, мы не признаем. Не может мать императора покончить с собой, словно забеременевшая гимназистка. Врачи выдадут заключение о смерти в результате инфаркта или инсульта. Что ж, так оно даже и лучше. Мне меньше мороки. Досадно, конечно, что мать юного императора умерла сразу после похорон отца, опять похороны и траур, но переживем… Да о чём я думаю? Когда я успел превратиться в бессердечного политикана? Я только приступил к власти, а уже думаю о таком.
Безусловно так, или, примерно так, должен рассуждать властитель, обязанный быть циником и, немножко сволочью. Я еще в той жизни понял, что любой начальник является сволочью.