Фелинис. Повесть из истории гонений христиан при Домициане. Анри Гено
на свое место.
Присутствовавшие не могли воздержаться от одобрения при виде такого доказательства ловкости, тем более замечательной, что молодой человек был ранен. Но император, впав в гнев, был так ужасен, что Флавия и ее родственники вздрогнули.
– Раб погиб, – прошептала благородная римлянка.
– Этот стрелок не имеет соперников в Италии, – сказал тихо Климент. – Он, должно быть, чужеземец и не признает наших обычаев, действуя так смело и решительно.
Домициан жестом подозвал одного из своих вольноотпущенников и отдал ему какие-то приказания. Тогда Флавия упала пред императором на колени, Домицилла и консул последовали за ней, упрашивая о спасении Фелиниса.
– Встаньте! – сказал строго Домициан, – родственники цезаря не должны унижаться.
– Не покушайся более на его жизнь, – просила Флавия.
– Я хочу, напротив, убить его, как собаку, – сказал жестко император.
– Оставь его жить, окажи нам свою милость, – просили обе матроны.
– Да, милостивый император, – сказал в свою очередь Меций Карус, – пощади его.
Фаворит заступился не из сострадания к Фелинису, но для приобретения расположения Флавии.
– Это и твое желание? – спросил удивленный Домициан, не ожидавший услышать слова снисхождения из уст своего фаворита.
Затем, не выслушав ответа Меция, он добавил с ужасным смехом:
– В самом деле, к чему ему погибать? Это было бы неблагоразумно, как будто я чувствую себя побежденным этим рабом, который только случайно попал в птицу на лету.
И, обратясь к Флавии, продолжал:
– Моя благородная родственница, будь довольна, согласный с советом Меция Каруса, я не обрекаю на смерть этого молодого раба, которым ты так сильно интересуешься, хотя он этого вполне заслуживает. Но прежде чем позволить ему удалиться, я хочу запечатлеть на нем неизгладимое доказательство моей ловкости, чтобы на будущее время он воздержался от подобного нахальства.
И, повернувшись снова к фавориту, император сказал ему:
– Притащите этого негодяя к дереву и привяжите его правую руку к стволу так, чтобы он не мог ею двинуть.
Меций Карус отдал должное приказание, и Фелинис, не сомневавшийся более в жестокости тирана, не сопротивлялся.
Домициан, натянув снова свой лук, сказал племяннице Климента:
– Гляди лучше на этот раз, Флавия. Я буду стрелять во второй сустав большого пальца.
Римлянка хотела остановить императора, но он не слушал ее. Целясь продолжительно и с большим старанием, он пустил стрелу, которая попала в назначенное место с удивительною точностью[4].
Большой палец раба отделился от руки. Все присутствовавшие, исключая Климента и его спутниц, выказывали удивление. Меций Карус сильнее других выражал восторг от такой ловкости.
Удовлетворенный тиран улыбался.
– Квинтилиан, – сказал он, – ты можешь описать это в своих сочинениях; урок, данный мною, красноречивее всяких
Домициан был знаменит стрельбою из лука. Видели его, вблизи Альбы, стреляющим в сотни различных животных, в головы которых стрелы вонзались наподобие рогов; он также пускал стрелы между пальцами детей, которые служили ему целью, с поднятой рукою, и ни одна стрела не задевала их.