Сладкие грёзы. Яна Мелевич
ему подарок!
– Бомбу замедленного действия? Солнышко, да ты жестока, – хохочу, слыша удар ноги по двери и рычание:
– Все, песня заканчивается. Вставай, и завяжи наконец свой длинный язык. Или найди ему хорошее применение!
– Какая ты пошлая… Раз так ставишь вопрос…
– Никита!
Машина гонит по проспекту, а из динамика доносится унылая музыка. Не то Моцарт, не то Шопен – у Ромы просто кошмарный вкус, нафталином попахивает. Бла-бла-бла, это же классика. Бла-бла-бла, Никита, приобщайся к прекрасному.
– Знаешь, ты мог хотя бы предупредить. Представляешь, как я волновался? Позвонил Грише, разбудил Илью, а ему сегодня на смену…
Сташенко продолжает читать нотации, внимательно следя за дорогой. Аня – его единственная слушательница. После второго круга о моем непомерном эгоизме перестал его слушать и разлегся на заднем сидении: ноги в открытое окно, под головой – пакет с какими-то шмотками. Наконец Рома смотрит в зеркало заднего вида и заводится вновь, как трактор «Беларусь».
– Вытащи ноги из окна!
– Ага, – лениво отзываюсь, продолжая отвечать на кучу нервных сообщений Тима в ВК.
Тим: «Маша пропала. Не можем ее найти».
Откинулась поди или в ломке бьется. Зачем ее искать, сама приползет. Или нет, если дойдет до ближайшей станции «Смерть» без пробок и приключений.
– Никита!
– Слушаю тебя, дорогой, – продолжаю игнорировать вопли Ромы.
Хочу спать, пару таблеток и хотя бы пять часов провала в памяти без привычных кошмаров. Не хочу ничего решать – я сегодня безответственная скотина. Впрочем, я всегда такой, не вижу поводов меняться. Солнышко перед уходом попросила быть добрее: никому не вреда ни приношу – делаю доброе дело.
– Никита, – рычит сквозь зубы Сташенко, и в нашу «милую» беседу вмешивается Аня. Она приподнимается, удерживая ремень безопасности, и шепчет что-то на ухо Роме. Ее прикосновения – магия. Он затихает, нервно дергает головой и шипит:
– Ладно, говори с ним сама. Меня он вообще не слушает!
Ничего, я никого не слушаю. Кредо у меня такое.
– Никит, – мягким голосом зовет Филатова, и я поднимаю голову. – Пожалуйста, убери ноги и сядь нормально. Это очень опасно.
На секунду наши глаза сталкиваются в безмолвной борьбе. Серо-голубой взор на секунду вновь относит меня к воспоминаниям.
Она очень похожа на мою мать. Не знаю, с чем связано такое сходство, но слишком многое в Ане ее напоминает. Те же русые, почти серебристые волосы, глаза, форма губ и прирожденная хрупкость. Такая тоненькая, что можно запросто переломить пополам. Когда мы встретились впервые на какой-то пьяной вечеринке, мне хотелось свернуть ей шею. Под ударной дозой алкоголя и барбитуратов я мечтал о том, как сожму пальцы и услышу хруст позвонков. Или окуну ее головой под воду в ванной, топя, пока не захлебнется.
Вот только они абсолютно разные. Ни голос, ни манеры, ни характер – хоть сейчас Анька ведет себя воспитанно и по-взрослому. Куда больше соответствуя статусу девушки