Черный Волк, Белый Ворон. Ксения Стинг
почитают, ее боятся, уважают, ей приносят дары, в ее честь возводят храмы.
К людям Морана является в виде троицы: девушки, женщины и старухи. Это знаменует течение жизни, уход сил и молодости, приход слабости и старости. Всегда светлые, холодные глаза, черные волосы у девушки, серые у женщины и белые у старухи.
Из записей неизвестного о богине Зимы и Смерти.
***
Мальчишка не плакал. Ему запретили, грозясь наказать, запереть или вовсе изгнать. Но темные глаза все равно безвольно намокали, нижняя губа и подбородок дрожали. Тяжело и горько.
Рядом стоит отец, глушащий свою скорбь и ярость. Голубые глаза неестественно сухие, безжизненные, лишенные всякой эмоции. Лицо не лучше. Скорее наоборот, подчеркивало то, что скрывалось внутри.
Михаил Гордеев вчера лишился практически всего, что удерживало его в этом мире. Жену. Она боролась. К ней приезжали лучшие лекари со всех уголков Замковья. Но ни одно снадобье не помогло, ни одна настойка не сняла жар, ни один отвар не вернул ей рассудок. Неизвестная хворь сожгла ее за несколько месяцев. И Михаил ушел бы к Моране вслед за ней, не останься у него еще одной причины жить.
Сын.
Нет, не тот, что стоит по левую руку от него. Маленький, худой, временами болезненный, такой же, как и его мать. Другой. Старший сын, наследник. Быстрый, сильный, с цепким умом. Способный уже сейчас, в семнадцать лет, перенять на себя все дела отца. Такой же высокий и статный, с такими же ясными, порой пугающими глазами и копной темных волос.
Николай Гордеев стоял по правую руку от отца, с презрением глядя на содрогающегося в тихой истерике младшего брата. Их мать лежит на деревянной поверхности, обставленной бревнами. Но Николай не чувствует скорби. Он не был с ней близок, в отличие от Владислава. Он сын отца, не матери.
К погребальному костру какой-то мужчина подносит зажженный факел. Его губы двигаются, нашептывая молитву и прося Морану принять душу ушедшей в свой мир. Огонь охотно перекидывается на сухие бревна, кору и пучки сена. Переходит на ткань светлого платья, надетого на безжизненное, когда-то красивое тело.
Воздух заполняется серым дымом и запахом горелой древесины. Но это ничто по сравнению со смрадом горящего мяса.
Это ломает Владислава окончательно. Он падает на колени, пальцы яростно рвут зеленую траву. Изо рта вырывается крик отчаяния и боли.
Отец смотрит яростно, недовольно, разочаровано. Так же смотрит и Николай, продолжая даже сейчас держать лицо.
– Заткнись, Владислав! Ты позоришь меня, ты позоришь свою мать! – Жесткая хватка Михаила безжалостно смыкается на плече мальчика. Пальцы с силой давят на нежную кожу, оставляя синяки. – Иди вон отсюда!
И Влад уходит. Нет. Он убегает. Спотыкается и падает, расцарапывая руки, пачкая одежду. Чувствует, как ему в след смотрят два взгляда полных презрения. Он бежит так долго, что легкие неприятно сжимаются, во рту появляется металлический вкус, перед глазами плывет и темнеет. Но останавливается он лишь тогда, когда в нос ударяет запах конюшни.
Не