Три прозы (сборник). Михаил Шишкин
это неважно. Я сейчас только с мыслями соберусь…
– Вы, – перебила Соня, – говорите, а я буду белье развешивать. Хорошо?
Залезла на табуретку и стала привязывать еще веревку на гвоздь у окна. Подняла руки, и халатик полез по бедрам вверх.
– Говорите, говорите, я слушаю!
Д.:
– Давайте я вам помогу!
Рассмеялась. Потеряла на мгновение равновесие, закачалась на табуретке, схватилась пальцем за гвоздь. Другой рукой, спохватившись, одернула низ бесстыжего халатика.
Д.:
– Чему вы смеетесь?
Переступила одной ногой на кровать, нога по щиколотку провалилась в перину и скрип. Кровать запружинила, закачала. От расставленных ног халатик разошелся.
– Хотите помочь?
Д.:
– Хочу.
Так и стояла, схватившись одной рукой за гвоздь, другой убирая мокрые волосы за ухо, расставив ноги и покачиваясь на кровати.
– Тогда вот берите что в тазу и выжимайте.
Д. посмотрел в таз, там были ее трусики, лифчики, ночная рубашка, еще что-то розовое, лазурное, фисташковое.
Соня перестала качаться, глядела на Д. как-то странно, будто испытующе.
Д.:
– Да-да, конечно, одну минуту!
Сбросил пиджак на кровать, запонки сунул в карман, закатал рукава. Взял из таза что-то крошечное, как на куклу, сжал в кулаке, между пальцев потекло, закапало обратно в таз.
Соня спрыгнула на пол, подскочила, схватила за руку:
– Что вы, Евгений Борисович, прошу вас, не нужно! Не делайте этого!
Д.:
– Да что такое?
Стала разжимать его кулак:
– Ничего не нужно! Я сама!
Выхватила мокрый розовый комочек, швырнула его обратно в таз, шмякнулся липко.
– Ничего не нужно! Уходите лучше. Вас Мария Дмитриевна ждет. Поздно уже.
Д. стоял с закатанными рукавами и смотрел, как она скачет по комнате, выжимает, развешивает. Попала босой ногой в лужу – вытерла подошву о край кровати. Бросила взгляд на его ноги.
– Да у вас с ботинок течет – снимайте! Что ж вы сразу не сказали, что промокли.
Д.:
– Оставьте, Соня, ничего страшного.
Заставила снять ботинки, набила их газетой, поставила к печке.
Чтобы не мешаться, отошел к окну, оставляя следы от мокрых носков. По стеклу с той стороны барабанило, а ничего не было видно, запотело плотно, наваристо, так что все время капли стекали, но и в их дорожках ничего не было видно, стемнело.
– Завтра рано вставать, – сказала Соня, окутанная паром, уминая деревянной палкой белье, что лезло из ведра. – Я ведь еще на работу устроилась. Уборщицей в их бухгалтерии. Полы мою, мусор выношу. Хоть какие-то деньги. Первые дни было даже интересно. Ходишь по пустым кабинетам, заглядываешь во все шкафы, лезешь во все столы. Что ни стол, то натура. Так и представляешь себе, кто там сидит. Одни туфли под каждым столом чего стоят! И шваброй их, шваброй.
И опять засмеялась.
Так какого же черта, свидетельница, тогда, в банном настое, среди этих чулочных сталактитов, среди капельного