Стихея. Нана Рай
чемодан, продолжая игнорировать нарастающую мигрень. Когда же ей уже явится это чёртово слово!
Айви устроилась на кровати между учебниками и закинула ногу на ногу:
– Ого, впервые вижу так лаконично уложенный чемодан. В моем обычно творится хаос, – она со знанием дела постучала по стопке книг.
Мари слабо улыбнулась и пошатнулась. Перед глазами поплыло, очертания предметов смазались. Странно, обычно она могла терпеть дольше, но не в этот раз. Она опустилась на колени и достала из чемодана записную книжку. Маленьким карандашом, который едва умещался между пальцами, Мари выплеснула терзавшее ее слово на крафтовую бумагу. Ее обезболивающая таблетка. Мигрень мгновенно отступила, а зрение прояснилось. Чертов дар вновь продиктовал свои условия, и попытка не выделяться – провалилась.
На странице, окаймленное завитками и узорами, было написано слово.
…скорбь…
Очередная загадка. Почему именно оно?
Мари опустила голову, прячась за волосами, и встала с пола. Словно издалека услышала звонкий голос Айви:
– Ты что-то сочиняешь?
Мари заставила себя посмотреть ей в глаза. В них читалось искреннее любопытство. Айви даже подалась вперед, но Мари поспешно закрыла блокнот.
– У меня есть одна странность.
– О, не переживай. Я привыкла к странным людям. Мой дядя Бернард носит носки из разных пар, причем один должен быть однотонным, а другой – в полоску. А мама так обожает день святого Патрика, что не в силах ждать целый год, а потому празднует каждый месяц, – ухмыльнулась Айви. – Видишь, во мне течет кровь странных ирландцев, так что уверена, твои закидоны меня не испугают.
Мари поморщилась, взвешивая за и против, и села на свою кровать, устремив на Айви твердый взгляд, от которого та нервно поежилась:
– Иногда меня мучает мигрень, и спасает только леттеринг. Когда выводишь буквы, отвлекаешься. Головная боль может напасть внезапно, поэтому не пугайся, если я вдруг начну бегать в поисках блокнота.
– Пф-ф! Я то думала, что-то серьезное.
– Ну, ещё я пишу стихи, – смущённо добавила Мари, и Айви вдруг оживилась:
– Прочти, пожалуйста!
Шелестящий шепот сорвался с губ Мари, но на этот раз она опустила взгляд вниз, рассматривая педикюр Айви ядовито-зеленого цвета:
– Для меня твои, мама, объятия,
Как шелковая простынь скользит
По коже, едва касаясь распятия,
Что на груди ярким солнцем горит.
Для меня твои мягкие поцелуи,
Перед сном словно песню поют.
А вокруг дома шелестят туи,
Источая душевный уют.
Для меня любовь это детство,
В нем была ты, собой украшая.
И никто из нас не ждал бедствий,
Что пришли к нам, грехи обнажая.
Для меня жизнь без тебя – пытка,
Неизвестностью рвет на клочки.
Не осталось и тонкой нитки,
Что к тебе привела бы в ночи.
Для