Богоборцы из НКВД. О. С. Смыслов
Особого отдела Московской ЧК, а буквально через несколько месяцев туда переехал и весь Центральный аппарат ВЧК вместе с Ф.Э. Дзержинским.
Валерии Дмитриевны Пришвиной (1899–1979) пришлось однажды побывать в кабинете Тучкова того самого здания…
В своём автобиографическом романе «Невидимый град» она в мельчайших подробностях напишет: «Наконец через две недели ожидания меня вызывают днём и ведут длинными коридорами и лестницами, почти комфортабельными, с ковровыми дорожками. Только пролёты клеток для чего-то густо зарешёчены. Догадываюсь: люди кончали собой, бросаясь в пролёты.
По внутренним переходам наконец меня приводят в учреждение, где всё обычно: по коридору ходят свободно люди. Много воздуха и света. Меня вводят в один из кабинетов. Часовой остаётся за дверью.
За столом молодой человек, развинченный, бледный, с изящно-небрежными манерами – ему бы танцевать в ночном баре, потягивать вино из тонкого бокала… Обострёнными нервами ощущаю, что я для него «не фигура», мне не придают особого значения. Молодой человек меня недолго допрашивает и предъявляет обвинение: я арестована за участие в организации «ИПЦ». Я ничего не понимаю. Молодой человек мне не верит. Наконец, снисходительно объясняет:
– Истинно-православная церковь.
Только-то! У меня скатывается камень с сердца. Ведь могли придумать что-нибудь посерьёзнее: я наслушалась уже от Зои, поняла по скупым высказываниям Юлии Михайловны. Следователь явно недоумевает, пытается внушить мне всю тяжесть преступлений этой «организации». Я действительно чувствую облегчение и не могу его скрыть, мне легко говорить:
– Никакой организации нет, это чистые и очень наивные люди, не скрывающие своей жизни. Ни с кем из священников я не связана.
– А священник, служивший у вас на дому литургию? – спрашивает молодой человек. И тут я понимаю, что это был филер.
– Его-то я знаю меньше всех.
– Назовите нам остальных!
Но я действительно не знаю никаких имён. Следователь пытается меня запугивать моей матерью, что она тоже арестована, во всём созналась, она теперь при смерти.
Невидимые помощники – мои обострённые тайные способности или чувства – подсказывают мне, что всё это ложь.
Меня отводят обратно в камеру «подумать». Екатерине Павловне предъявляют то же обвинение, что и мне. Мы подведены под один трафарет, и судьба наша, по-видимому, уже предрешена. Нам остаётся ждать. Через две недели меня вновь вызывают. На этот раз я в кабинете какого-то высокого начальника. Комната огромна. Начальник вышел и оставил меня одну. Я замечаю, что на окнах нет решёток. Наконец он возвращается. Я сижу на кончике стула. Начальник ходит передо мной и с любопытством разглядывает.
Потом роняет отеческим тоном:
– Нет, такую ни за что в монастырь не возьмут!
Я вопросительно на него взглядываю.
– Любуюсь вами, – добавляет он примирительно и даже ласково.
Я настораживаюсь. К чему это