Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря. Сантьяго Постегильо
проклятье… – завыл Главция, увидев, что он окружен.
Наемники нацелили на жертву устрашающие острия кинжалов и уставились на своего предводителя.
Луций Корнелий Сулла вошел в атриум.
Он быстро выследил жертву. Метеллы тщательно распределили ночную добычу: ему достался претор Главция, Долабелле – Сатурнин, плебейский трибун.
Сулла любил в точности выполнять поручения оптиматов. Чтобы стяжать все больше и почета, приходилось каждый раз поражать их воображение смертоносной хваткой. Не только в сражениях с варварами, где он уже показал себя, но и здесь, в Риме.
– Убейте его, – чуть слышно прошептал Сулла.
Самые смертоносные приказы, произнесенные негромко, звучат еще более чудовищно и безжалостно, словно выражают запредельную ярость и ненависть – обдуманные и взвешенные, требующие немедленного исполнения.
– Не-е-е-ет, пожалуйста! Не-е-е-ет… Ради всех богов!.. – вопил Главция, пока в него раз за разом вонзали нож.
Десятки раз.
Тщательно.
Неторопливо.
С расчетливостью хорошо оплаченного убийцы.
Той багрово-черной ночью Квинт Цецилий Метелл-младший[6] принял римского консула в своем доме.
– Ч-ч-чего ты х-х-хочешь? Зачем беспокоишь нас, враг рода Метеллов? – презрительно бросил он.
Метелл заикался не от волнения: эта особенность была присуща ему с детства, и он ничего не мог с ней поделать. Она не давала ему выступать на публике и сильно мешала в общественной жизни. Но он был сыном Метелла Нумидийского, великого вождя оптиматов, находившегося тогда в вынужденном изгнании, и поэтому сохранял вес в их кругу, несмотря на трудности с речью.
Они стояли посреди атриума, полного вооруженных людей: их повсеместное присутствие определяло дух этой ночи.
Вошел Гай Марий в сопровождении шестерых солдат. Его пропустили в дом: Метелл-младший показывал тем самым, что располагает достаточным числом людей и полудюжина ветеранов не представляет для него угрозы. Он все рассчитал. Марий явился не для сражения, а для переговоров. Переговоров, обреченных на неудачу, как неоднократно замечал Аврелий Котта. Был ли он прав? Этим сомнениям скоро предстояло разрешиться.
– Давай забудем старые разногласия, Метелл.
Гай Марий имел в виду давнее соперничество с отцом своего собеседника за начальствование в африканской войне. Победителем вышел Марий, к большому разочарованию Метеллов, которые воспринимали эту войну как личное дело, как неотъемлемое достояние своей семьи. Марий не только возглавил римские войска в Африке, но и одержал оглушительную победу, захватив африканского царя Югурту и проведя его в цепях по улицам Рима во время триумфа: зрелище, от которого Метеллы чуть не задохнулись. Эта победа, этот скованный цепями царь, этот триумф должны были принадлежать Квинту Цецилию Метеллу Нумидийскому.
– Если бы я п-п-помнил наши ссоры, консул, я бы т-т-тебя даже одного не впустил, – ответил Метелл-младший
Впоследствии получил известность как Квинт Цецилий Метелл Пий. –