Серфинг. Свобода быть собой. Никита Замеховский-Мегалокарди
я говорил о сёрфинге, о своем Чёрном море и его волнах, о волнах коварного Азова. Все слушали, вежливо приподняв брови или невежливо посмеиваясь, а мне был нужен кто-то, кому я мог показать единорогов. И этот «кто- то» приехал во Вьетнам, в место, где нет пригодных волн (это мы с ним теперь уже понимаем), ко мне, учиться сёрфингу! Но тогда нам была безразлична пригодность волн, не о технике мы говорили и думали – о духе.
Звали того парня Павел, Паша.
Мы познакомились в послеобеденное время, когда тени удлинялись, красиво ложась на песок, начинался отлив, и поэтому вода была прозрачно-зеленой.
Мне столько всего хотелось ему рассказать. О том, как кони из воды, света и воздуха, с рогом во лбу, несутся к берегу табунами. Прямиком из холодной бретонской легенды1. О том, что со спины такого коня берег видится совсем иным, а чтобы встать ему на спину, надо сначала его поймать – он ни останавливаться, ни ждать не станет! Что будет страшно…
И мы возились с доской до темноты на порыжевшем от заката песке, между чёрными тенями пальм и белой пеной моря, а потом в эту пену заходили, и я, подталкивая Пашу по волне, кричал вслед:
– Ногу, ногу подтяни! Распрямись!
Он распрямлялся, оглядывался зачем-то назад, на меня, маленькая строптивая водяная лошадка, на спине которой он с трудом балансировал, взбрыкивала, и Паша летел плашмя в воду.
Я всплескивал руками, говорил протяжно и разочарованно:
– Э-э-э-эх… – и тут же получал в спину тугими копытцами неудержимых водяных коней.
Иногда злился на них, иногда на Пашу. А они, единороги, толкали меня в своем вечном беге вперед – просто стоять среди них было невозможно!
– Ну, я вроде тяну ногу… – отплёвываясь, говорил Паша, и мы всё начинали заново.
Снова он с волной скользил к берегу, прямо через пологий свет, летящий сквозь воздух и воду. Дотягивал ногу и вставал! Я готов был вновь заорать, но он не упал.
Он не упал тогда! Он проехал, хотя и без поворотов, всю ту строптивую волну, до берега, раскинув, как птица крылья, голые руки – на них лежали бронзовые огни огромного солнца.
На меня тогда снизошло странное чувство. Всё, о чем вопила моя душа, вдруг смолкло. Время растянулось, пока Паша скользил по волне, и я слышал лишь топот стада скачущих единорогов. Такая была тишина вокруг, и только этот топот, рокот волн…
Потом мы сидели на берегу. Стремительно темнело, как бывает только в тропиках. Тени растекались, и от этого берег, казалось, становился жидким, тогда как под последними лучами солнца море отвердевало гранями волн.
– Что-то страшновато… – неуверенно сказал Паша и усмехнулся тому, что его мечта оказалась страшной, хотя он катился на волне по колено. Я поднял руки, собираясь говорить с их помощью, пока не найду слов, но Паша меня перебил:
– Ну, в смысле это страшно как бы потому, что это по-другому, чем всё…
Второй сет.
Света
Мы
Одна из бретонских легенд гласит, что единорог это порождение волны, донесшей свой гребень до берега, не разбившись в пену.