Испорченный король. Рина Кент
окутывает мое тело, и мои груди напрягаются под полотенцем.
Но это еще не все.
О боже.
Моя рука лежит у меня между ног, и я… мокрая.
Я отдергиваю руку, как будто меня поймали на воровстве.
Я даже не помню свой сон, так что, черт возьми, должна означать эта реакция?
Окружающее пространство возвращается в фокус. Мягкий свет от лампы. Музыка, которую я оставила включенной. Припев из песни Grip группы Bastille проникает глубоко в меня. Что-то о Дьяволе, схватившем за руку и утащившем в ночь.
Неоново-красные цифры на тумбочке показывают семь вечера.
Я соскальзываю с кровати, желая, чтобы температура моего тела вернулась к норме.
Глубоко вздохнув, я надеваю пижамные шорты и футболку, собираю волосы в пучок и сажусь за свой стол.
Мой первый день в выпускном классе начался с катастрофы, но ничто не отнимет у меня Кембридж.
Я достаю свои книги и задания, организованные по методу Эйзенхауэра, и погружаюсь в учебу.
В течение тридцати минут мой разум остается настроен на обучение. Затем я начинаю дрейфовать.
Ручка задевает мою нижнюю губу, когда мои мысли по спирали сворачивают в направлении, которое им не следует брать.
Даже когда я хочу забыть, у моего тела есть своя собственная память. Мое тело все еще помнит, как Эйден держал меня. Как он был жесток, потому что я боролась.
Мои глаза до сих пор помнят ту темную, бездонную пустоту и пренебрежение.
Если бы я не заплакала, что бы он сделал?
Дрожь пробегает по мне при этой мысли.
В старых китайских военных книгах говорится, что лучший способ понять кого-то – это посмотреть на вещи с их точки зрения. Думать, как они.
Ни за что на свете я не стану делать это с Эйденом.
Развратные хулиганы не заслуживают того, чтобы их понимали.
После того как меня окрестили изгоем, я думала, что однажды карма укусит таких ублюдков, как Эйден, за задницу, и он перестанет мучить меня своим существованием в школе.
Я лишь обманывала саму себя.
Эйден, может, и псих, но он умный. Он знает, когда нажимать на кнопки, а когда отступать.
Сегодня он застал меня врасплох.
Ха, преуменьшение века.
Он напугал меня.
Он перевернул мой мир.
Он заставил меня усомниться в себе.
Поскольку он держался на расстоянии в течение двух лет, я никогда не думала, что он приблизится. Так близко.
Я все еще слишком смущена тем, что я чувствовала. Что я чувствую. И тем сном – или кошмаром, – что мне приснился.
Я точно знаю, что он взял то, на что не имел права, и что я чертовски ненавижу его за это.
Но больше, чем его, я ненавижу себя за то, что позволила ему забрать это.
Раздается стук в дверь. Я вздрагиваю, прикусывая ручку и губу.
Ой.
Я расслабляю выражение лица.
– Входите.
Тетя и дядя заходят внутрь, оба все еще в своих рабочих костюмах.
Когда тетя Блэр наклоняется, чтобы обнять меня, я встаю и остаюсь в ее объятиях слишком долго. Под вишневыми духами скрывается мамин аромат.