Похоронное бюро «Хэйзел и Смит». Мария Руднева
к груди.
Призрак Лилиан вздрогнул и вышел из тени. В ее взгляде читалось немое отчаяние, словно она силилась заговорить с нами и не решалась. Губы дрожали. Иногда она принималась мерцать – не иначе как от волнения, – и тогда дверь за ее спиной то становилась явственней, то почти теряла очертания.
Валентайн тоже заметил ее тревогу.
– Мисс Лилиан, позвольте мне пригласить вас на танец, – вдруг предложил он. Я растерялся от неожиданности, танцевать – с призраком?
Но Валентайн и здесь меня удивил.
Он за пару шагов оказался возле граммофона и поставил пластинку. Заиграл вальс. Вальс! Этот возмутительный, безнравственный танец, который так не одобряла Королева! Но я быстро понял задумку Валентайна – мисс Лилиан хотя бы в посмертии нужно было выдернуть из кокона безжизненной нравственности, в который ее при жизни столь туго запеленала мать.
Валентайн и мисс Лилиан приблизились друг к другу и исполнили поклоны, а после – я глазам своим не поверил! – встали в позу и понеслись по кругу. Валентайн мог не только видеть призраков, но и касаться их!
Мне никогда не было этого дано.
Я был лишен радости пожать руку мистеру Ч. М. Блэку или утешить университетское привидение студентки-утопленницы. Видимо, удар молнии сделал Валентайна гораздо более чувствительным к потусторонним силам, чем мне казалось раньше.
Мисс Лилиан танцевала хорошо, Валентайн – так, словно был рожден для балета, а не похоронного бюро. Мне оставалось лишь наблюдать за ними, в задумчивости допивая шампанское, пока музыка не стихла и мисс Лилиан не присела в положенном книксене.
На губах ее играла улыбка, делавшая мертвое лицо совершенно очаровательным.
– Давно я так не веселилась, – проговорила она, и это были первые слова, что мы от нее услышали. – Спасибо вам. Матушка не одобряет танцы.
– Мы уже поняли, что ваша матушка не одобряет решительно ничего, что можно назвать жизнью, – Валентайн махнул мне рукой. – Идите сюда, Дориан, не жмитесь к шкафу. Наступило время настоящей работы.
Я подошел и уселся за стол, готовясь при необходимости вести записи. Валентайн же остался стоять, а мисс Лилиан, повинуясь его жесту, присела на кресло для клиентов.
– Насколько я могу судить, ваша матушка не слишком-то уважает вашу последнюю волю? – внезапно ласково проговорил Валентайн.
Лилиан кивнула.
– Она считает, что я ни на что не гожусь, кроме как быть нарядной куклой, с которой можно делать все, что ей хочется. Я терпела… Ради папы… Но теперь папа умер, и все потеряло смысл. А замужество стало последней каплей.
– Лоули-младший так ужасен?
– Да, – серьезно кивнула мисс Лилиан. – Он вызывает у меня отвращение. Ужасный человек. Его одежда и кожа плохо пахнут, и он поливает себя духами и, кажется, уже с утра пьян. Еще у него огромный живот, а ведь ему всего двадцать пять лет… Выглядит он уже старше своего отца!
– Сочувствую, – Валентайн опустил руку девушке на плечо. – У вас был возлюбленный?
– Нет, –