Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. Алексей Юрчак
использует два термина – «авторитетный язык» и «авторитарный язык». Эти термины используются почти как синонимы, хотя термин авторитарный используется в работе чаще. В настоящей книге мы будем пользоваться лишь термином «авторитетный» язык (и дискурс), не употребляя термин «авторитарный» язык для того, чтобы избежать нежелательных ассоциаций последнего с такими понятиями, как авторитарная власть, авторитаризм и так далее. Понятие «авторитаризм», как и «тоталитаризм», сегодня довольно часто применяется при анализе советской (и постсоветской российской) реальности, но является, с нашей точки зрения, слишком неточным, идеологизированным, отдающим стереотипами холодной войны. Для того чтобы не сводить понимание советской власти к авторитаризму, мы будем пользоваться термином авторитетный дискурс.
50
Майкл Холквист трактует понятие авторитетного слова (authoritative discourse) как некий «привилегированный язык, который обращается к нам извне. Он дистанцирован, табуирован и не позволяет никакой игры с контекстом, в котором он сформирован (например, со Священным Писанием). Мы являемся лишь его получателями. Он имеет над нами огромную власть, но только до тех пор, пока сам находится во власти. Как только он оказывается свергнут, он моментально становится безжизненным реликтом» (послесловие Холквиста к изданию: Bakhtin 1994: 424).
51
Правда. 1981. 2 мая. С. 1.
52
Жижек 1999. Особенно см. главу «Как Маркс изобрел симптом» (Там же: 10—29). Жижек развивает модель притворяющегося субъекта, предложенную Слотердайком.
53
Гавел 1990: 105—111.
54
Поэтому в этой модели язык с легкостью делится на независимые друг от друга «коды» – официальный и неофициальный или публичный и скрытый. См. подробную критику этой языковой модели (на примере работ Джеймса Скотта – Scott 1990) в прекрасной статье лингвистического антрополога Сьюзан Гал (Gal 1995).
55
См. критику подобного субъекта в Mitchell 1990: 545.
56
Даже когда в этой модели говорится о «расщепленном» субъекте, в действительности подразумевается все та же суверенная, неделимая личность, заранее полностью сформированная до начала речи и иных действий, заранее полностью известная самой себе изнутри. Например, хотя в книге «Обличать и лицемерить» Олега Хархордина говорится о «расщепленном» субъекте, под этим расщеплением в действительности подразумевается разделение на практику притворства и практику раскрытия. Выбор этих практик осуществляет все тот же единый, истинный нерасщепленный субъект – некое истинное «скрытое я» (hidden self), – и этот истиный неделимый субъект, согласно книге, укрывается от публичного взгляда и раскрывается лишь в интимном кругу.
57
См.: Haraway 1991: 190—191; Fabian 2001: 24.
58
См. первое описание этой модели идеологии, языка и субъекта позднего социализма в моей статье «Цинический разум позднего социализма: власть, притворство и анекдот» (Yurchak 1997). В данной книге эта ранняя модель значительно расширена и доработана.
59
Волошинов 1929. См. также: Hanks 2000: 143; Duranti 1997; 1993; Gal 1994.
&nbs