Тёмные воды. Зимний апокалипсис. Алексей Черкасов
повернулся и махнул рукой. Шлагбаум начал подниматься. Проезжая мимо «Нивы», я снизила скорость, и Зойка ловко выскочила. От обзора с блокпоста её закрывала «Нива». Я небыстро поехала, глядя в зеркало заднего вида, а Егорыч аж шею вывернул, вглядываясь в происходящее сзади. Зойка открыла дверь, запрыгнула на сиденье, и так и тронулась с распахнутой дверью.
– Молодец, девка… правильно. Чтобы не услышали, – прокомментировал Егорыч.
«Нива» постепенно набирала скорость.
– Пока километров на пять не отъедем, не останавливайся, – сказал Егорыч.
До Полян было километров тридцать, трасса к ночи немного обледенела, а резина у «Жигулей» была летняя, и я всё время боялась, что меня унесёт в кювет, особенно на поворотах. Опыт вождения у меня был небольшой, я нервничала, и Егорыч это заметил.
– Потерпи, девочка, – сказал он ласково. – Сильно не гони, вроде, за нами никто не гонится. Когда в лесок въедешь, остановись, поменяемся.
«Лесок» начался километров через шесть. Я аккуратно съехала на обочину и остановилась. «Нива» проехала чуть вперёд и припарковалась тоже.
Егорыч вышел и крикнул:
– Зоя, ну что там? Всё на месте?
– На первый взгляд, да, – ответила Зойка, высунувшись в окно. – Даже что-то лишнее появилось.
– Ну всё. Теперь, если ничего не случится, едем без остановок до Полян.
С этими словами Егорыч сел на водительское сиденье, а я перебралась на его место и задумалась.
Всего два месяца прошли с того дня, когда я сидела в сквере и читала, а рядом присел какой-то рыжий и начал заглядывать в книгу. «Девушка, а чего это у вас буквы непонятные такие? – спросил он. – Это арабский? Аль какой?». После того случая в парке я избегала незнакомых мужчин, но от паясничающего парня исходило какое-то обаяние, и мне захотелось с ним поговорить. «Это старославянский», – ответила я, не глядя на него. «Ого! – деланно удивился рыжий. – А вы – старославянка?» Я посмотрела на него, как мне показалось, строго и встала, чтобы уйти, но почему-то надеялась, что он меня остановит. Так и произошло. «Ой, простите, – стукнул он себя по лбу. – Ну какая вы старославянка… вы же юнославянка!» И засмеялся. Невольно и я засмеялась тоже. «Я полячка по отцу, а по маме – русская». «Меня по-старославянскому зовут Генка, – рыжий встал и протянул мне руку для знакомства. – А вас как?» «А меня – Томка, – в тон ему ответила я. – А по староеврейски – Фамарь», – и снова засмеялась.
Почему-то я сразу подумала, что это не случайное знакомство. И с той лавочки мы сразу пошли к нему в какую-то сырую общагу, откуда спустя два месяца уехали зимовать в глухомань. И эта глухомань должна была теперь стать мне родным домом и даже чем-то бо́льшим…
В Поляны мы приехали к полуночи. Холодный воздух, ворвавшийся в салон со стороны Егорыча, когда он открыл водительскую дверь, заставил поёжиться и вернул в настоящее. Температура была в районе минус пяти. Дул ледяной ветер. Наступило двадцатое августа.
Несмотря на морозец, и Стас, и Генка выскочили на улицу по пояс голыми. Они сразу бросились нас обнимать, рассказывали, как волновались