Никогда. Роман Смородский
думал, у тебя доброе сердце, Каин. Доброе и благородное, пускай я и не слышу, как оно бьется, – странный гость вдруг подался вперед и взял оторопевшего хозяина за руку. – Позволь мне быть твоим Авелем, Каин. Братом, которого ты будешь защищать, братом, который будет заботиться о тебе, скрашивать твое одиночество… – Авель прижал его руку к своей груди, закрыл глаза и медленно, с жутковатой, необратимой уверенностью произнес. – Который будет любить тебя, Каин. Так, как никто еще не любил.
– Моим Авелем? – Каин отдернул руку. Его голос хрипел сильнее обычного. – Ты…знаешь, чем кончилась та история?
Лицо гостя вдруг оказалось совсем рядом. Рефлекторный рывок Каина назад был твердо пресечен холодными изящными пальцами на затылке, вторая тонкая рука Авеля легла ему на грудь.
– Знаю. Знаю лучше, чем хотелось бы. Давай на этот раз изменим ее. Вместе.
И глаза Каина медленно полезли из глазниц на лоб от нежного прикосновения сухих прохладных губ к его подбородку.
***
Каин стоял у окна, держась за голову, и провожал полудиким взглядом нервно дергающихся глаз уходящего в темноту Авеля. Кулаки с грохотом врезались в раму – он даже не почувствовал боли. В тот момент…это была такая возможность для апперкота – грех было не воспользоваться.
Но он не воспользовался.
Все его мысли занимали вечно грустные тускло-голубые глаза, смотревшие словно с испугом от собственной дерзости. А потом Авель ушел. Внезапно и просто. Даже не сказал, придет ли еще.
Еще один удар по раме сотряс ветхий дом. Такой большой, такой пустой, такой холодный без него.
– Авель… – прошептали губы без участия их владельца.
Каин сполз по стене на колени, обхватил себя руками и сжался в комок в углу. Минуты текли, медленно, как холодное стекло. Холодное стекло, отделявшее его от залитого лунным светом ночного неба.
Около часа спустя он, наконец, разомкнул слипшиеся губы. Кислород снова наполнил легкие, вязкий и колючий, как морская вода. Каин медленно поднялся на ноги. Кровь снова раскаленным маслом побежала по венам.
С чувствами можно было разобраться и позже. В тот момент у него были дела поважнее.
***
– Я прошу прощения, мне очень жаль, но…сегодня мне нечем накормить тебя. Я искуплю…искуплю…
Я виноват перед ним. Я вижу, что он не понимает, в чем дело, почему его не кормят. Что же делать? Я же…я же не получу спасения. Как я мог забыть о необходимости кормить его?!
– Хочу есть.
– Да, да, я понимаю… – падаю ниц перед ним в страхе. – Мне жаль, мне так жаль…
– Хочу крови.
Крови. Точно. Мой нож…он такой грязный. Нужно его помыть, но сейчас нет времени. Сейчас приоритетнее другое.
– Корми меня.
Кормить его. Осторожно, не давая впиться зубами в плоть. Почти не больно. Почти приятно.
– Они придут за мной, – говорит он и смеется самым прекрасным на свете, ангельским смехом, обнажив окрашенные моей кровью клыки. – Они придут за мной.
***
– Где он?
Голос