Разговор. Карапет Лаврентиевич Антонян
не уставал подводить себя к мысли, что никогда не поздно все изменить к лучшему. Но он все еще не знал, с чего и как начать. В последнее время он слишком часто боялся довериться зову своих потаенных желаний. Из-за своей занятости, излишней осторожности и проблем со здоровьем он многое в жизни упустил, и с годами чувство, что нечто очень важное ускользает от него в повседневной суете, только усиливалось. Может судьбе угодно, чтобы он, наконец, перестал бояться быть собой? Что может быть опаснее страха перед своими желаниями? Что может быть печальнее бессмысленно прожитой жизни?
Этим промерзлым осенним вечером мужчине было бы комфортно находиться среди огней мегаполиса, где многолюдно и не так опасно, как в этих краях. Наш герой понимал, что несчастье может настигнуть человека где угодно, но он также понимал, что яркие огни и многочисленность свидетелей могут если не уберечь его от злоключений, то хотя бы повысить шансы на спасение от серьезных увечий, или даже смерти. А в захолустьях подобных этому люди в считанные часы навсегда бесследно исчезают, не выкурив последней сигареты и не высказав последних слов. Однако вся соль сложившейся ситуации была в том, что нашему герою никогда, или почти никогда, не доводилось ввязываться в большие неприятности не только ради стоящего материала для статьи, но и вообще, ради чего бы то ни было стоящего. Его жизнь будто походила на стоячий водоем, покрывшийся зеленой плесенью и водорослями, а ему уже очень давно хотелось, чтобы его жизнь бурным ручейком текла с горных склонов. Поэтому теперь ему казалось, что пришло время испытать на себе определенную порцию опасности, которая, надо полагать, не окажется для него смертельной.
По роду деятельности нашему герою каждый день приходилось писать о разных историях и жизненных ситуациях: грустных и радостных, преступных и героических, порой нелепых, а порой трагических. Истинный смысл и влияние этих историй открывались ему, когда он начинал сопереживать их участникам. Во избежание лишней эмоциональной нагрузки, он старался не думать о написанном материале, как об окружающей его действительности, хотя она таковой являлась. Ему хотелось быть невозмутимым профессионалом: наблюдать, записывать и делиться с читателем важными событиями, но самому не придавать им большого значения. Однако его эмоциональная натура часто противилась такому подходу. В последнее время он начал опасаться, что абсолютная хладнокровность рассказчика человеческих судеб с каждой новой статьей будет превращать его в бесчувственную печатную машинку. Тогда он, возможно, потеряет желание писать, а это равносильно трагедии.
Избрав профессию журналиста, мужчина частично остался верен своей заветной мечте о писательстве. Временами он все еще приглашал к себе в гости Музу и за бокалом вина беседовал с ней о несбывшемся будущем. Ему уже не больно признаваться ей обо всем нерассказанном и недостигнутом. Муза терпеливо слушает его жалобы, а он робко преклоняется перед ней, как перед достойным уроком жизни.
Итак,