Преследуя Аделин. Х. Д. Карлтон
заменила обои на более современные – такие же черные с пейсли, избавилась от трагических золотых штор, повесив красные, а диваны теперь из красной кожи.
Но его взгляд постоянно возвращается к черным деревянным ступеням, как будто он знает, что они ведут в мою спальню.
Однако у меня другие планы.
– Это еще не самое лучшее, – поддразниваю я, хватая его за руку и увлекая за собой по коридору в свою самую любимую комнату в поместье Парсонс.
В солнечную комнату.
Я редко в ней бываю. Здесь мы с бабушкой вместе проводили большую часть времени. Мне больно заходить сюда, все еще чувствую здесь ее присутствие.
Глубоко вдохнув, распахиваю двойные двери и делаю шаг внутрь.
Эта комната – одна большая стеклянная коробка. Потолок, стены, все вокруг нас – сплошное громадное окно. И это самое лучшее место в мире. Отсюда открывается вид на край утеса, за которым под лунным светом блестит вода.
Но самое примечательное находится прямо над нами. От вида звездного неба захватывает дух. Здесь нет светового загрязнения: в ночном небе сверкают и переливаются на черном фоне бриллианты.
Арч медленно поворачивает голову, рассматривая открывшееся перед ним зрелище. Затем он откидывает голову назад и смотрит на небо с открытым ртом.
Полагаю, это один из немногих моментов, когда этот человек выглядит непривлекательно. Но для меня это самый притягательный момент за весь вечер.
Он не заботится о том, чтобы контролировать свое лицо и движения, не пытается следовать отработанному сценарию. Сейчас он просто мужчина, который благоговеет перед окружающей его красотой.
– Черт, – бормочет он наконец, его голос звучит проникновенно от удивления. Он снова поворачивает голову ко мне, и его глаза округляются от восторга.
Голубые луны в этих глазах мерцают от эмоций, которые я не могу угадать. И только когда маска снова опускается на его лицо, я понимаю, что он выглядел грустным. Меланхоличным.
И я хочу знать почему, но по тому, как нагреваются его глаза, словно конфорка на плите, я понимаю, что возможность упущена.
– У тебя тут нечто особенное, – тихо произносит он, придвигаясь ко мне. Звезды давно потускнели, и единственное, от чего он не может отвести взгляд, – это я.
– Так и есть, – выдыхаю я, наблюдая за его приближением с затаенным вниманием.
В затылке у меня что-то щелкает – инстинктивное чувство, напоминающее мне, что я нахожусь в стеклянном ящике, за которым, возможно, притаилась наблюдающая тень. При этом у него имеется полный обзор происходящего.
Часть меня даже не возражает, если он там. Хочу доказать этому ненормальному, что я ему не принадлежу.
Единственный человек, который может претендовать на мое тело, – это тот, кому я позволяю это сама. И я позволю рукам Арча касаться меня. Рукам, которые обследуют каждый миллиметр моей кожи. А затем – его рту. Я позволю его языку лизать мою киску, пока не насыщусь этим, прямо перед тем, как он будет трахать меня и я не перестану помнить свое имя.
Я позволю ему, потому что я разрешила.
Арч возвышается надо