Ты моя катастрофа. Лера Деревянкина
встречу, когда я увидел ее в скейт-парке, маленькую, хрупкую, с неутолимой жаждой в изумрудных глазах. Я увидел в ней то же, что было и во мне, – мы оба хотели брать от жизни все, что она могла нам предложить, мы оба были голодны. Я почему-то знал (ну или просто хотел так думать), что этот голод пробудил в ней я, голод, с которым она не смогла смириться. И это было до одури приятно.
В день, когда я впервые с ней заговорил, мне было тринадцать, ей одиннадцать, прямо как Миле. Они вообще были во многом похожи, поэтому так быстро сдружились. А мне до сих пор невыносимо больно видеть в ней эту схожесть. Теперь она не имеет права быть похожей на Милу.
После того самого вечера на заброшке я не знал, что делать с собственными чувствами, я хотел разрушать, но и все еще хотел быть рядом. Я не мог быть с ней, четко понимая, что хочу сломать ей шею каждый раз, когда она смотрит в мою сторону, и не мог без нее. И я ненавидел себя за эту слабость.
В какой-то момент это превратилось в пытку. Встать в семь, собраться и видеть ее спину, ее волосы, забранные в небрежный хвост, пятнадцать минут, что мы идем до школы в тишине. Я не мог ни дня протянуть без успокоительных таблеток. Сам загнал себя в эту ловушку и сам не мог из нее выбраться. Эля думала, что, продолжая провожать ее в школу, я наказывал ее. Так и было. Но я и сам словно нуждался в этом наказании и не мог от него отказаться. Ведь это было единственным, что помогало мне снова возвращаться в то время, когда я еще чувствовал себя живым.
Поэтому, когда год назад тренер задержал меня после матча и сообщил о возможности тренироваться в сборной, я решил, что это может мне помочь. Месяц мы подготавливали все документы о переводе, о моем отъезде знали только родители, Вадим и тренер. Врач тоже сказал, что мне давно стоило переключиться и что это должно мне помочь. Кто бы знал в школе, что тот самый Ян Громов ходит на приемы к психиатру и ни дня не может протянуть без таблеток. И все из-за нее.
Смена обстановки и правда принесла свои плоды. Я был полностью поглощен своей новой жизнью в Чехове. Подъем в шесть, в семь уже в бассейне, после часовой тренировки сборы в школу, а вечером еще одна тренировка, чаще всего силовая. Несмотря на якобы серьезный присмотр за каждым живущим в спортивном общежитии, я был предоставлен сам себе. На выходные некоторые ребята, жившие не так далеко, уезжали к родным, а те, кто остался, собирались в чьем-то номере и играли в покер или еще какую-нибудь подобную фигню. Где-то спустя месяц я перестал пить таблетки и мог уснуть без них. Мама гордилась моими успехами. Это было то малое, что я мог сделать для нее после того, что случилось с Милой.
Все это длилось до тех пор, пока я не повредил руку. Самым обидным было то, что произошло это совершенно тупым образом – я поскользнулся прямо у входа в корпус на только что вымытых уборщицей полах. Пока мы ждали скорую, по лицу тренера я уже все понял – с большим спортом мне придется попрощаться.
В школе за этот год словно ничего и не изменилось. Я вернулся и быстро влился в привычный ритм.