Айседора Дункан. Жрица любви и танца. Юлия Андреева
но, что самое странное, она тоже сразу же влюбляется в урода генерала.
Отец против брака, так как желает выдать дочь за сына директора банка Кокотори (Родриго). Вскоре появляется Годза-Ия (Яго), тут отступлений от текста не наблюдалось, должно быть, японцы считали, что предатель – и в Японии предатель, Бьянка же вдруг сделалась гейшей из Токио.
По пьесе Дездемона должна петь народную песню, но японский этикет не позволял даме занимающей высокое положение, опускаться до мужицких куплетов, поэтому в спальне Дездемоны на самом видном месте располагался граммофон.
Бурные «выступления» девушек на ее спектаклях несколько улучшили настроение актрисы, но, как выяснилось позже, проблема была не только в нем. Сборов, которые делала Лои Фуллер, хватило бы ей на беспечную жизнь в лучших гостиницах Берлина, с тем чтобы она столовалась исключительно в самых дорогих ресторанах, заказывая изысканные блюда и запивая их дорогими винами. Теперь на те же самые средства она должна была не только оплачивать проживание и питание себя, своей свиты, а также театра Сада-Якко, но и арендовать залы для двух театральных трупп. Дошло до того, что из Берлина в Лейпциг они были вынуждены переезжать практически без багажа.
В Лейпциге повторилась та же история, публика забрасывала цветами Лои Фуллер и игнорировала Якко. После Лейпцига был Мюнхен, там они так поиздержались, что в Вену, где уже были расклеены афиши, сообщающие о грядущих спектаклях несравненной Лои Фуллер, поездка чуть было не сорвалась, так как не на что было купить билеты. Положение спасла Айседора, которая по собственной инициативе нанесла визит американскому консулу, попросив его выдать необходимую сумму на билеты.
В Вене повторилась та же картина, Лои делала сборы, а Сада долги. Однажды во время обеда, как обычно, пребывающая в хорошем настроении Лои усадила подле себя уже подуставшую от безделья Айседору.
– Венское артистическое общество уговорило меня потанцевать на безденежном вечере, устраиваемом для представителей местной богемы в Kunstlerhaus. Если не возражаете, душенька, вы могли бы выступить там вместе со мной и нашей милой Сада-Якко.
Айседора была счастлива возможностью размяться и показать себя в избранном обществе людей искусства.
В тот день ей дарили отчего-то только красные розы, так что, сидя после выступления за маленьким столиком и принимая поздравления и новые букеты, она буквально утопала в цветах. В таком виде ее и застал венгерский импресарио Александр Гросс, который пригласил молодую танцовщицу выступать в Будапеште. Поблагодарив за предложение, Айседора милостиво приняла визитку Гросса, обещая навестить его как-нибудь в Венгрии, и забыла о нем.
А правда, верх неблагодарности, живя на всем готовом и ничего толком не делая, еще и помышлять о том, чтобы в один прекрасный день сделать тете ручкой, помчавшись за деньгами и славой вслед за первым подвернувшимся под руку импресарио.
Утром все завтракали при гостинице, днем, не занятая в подготовке