По волчьему следу. Карина Демина
в этих словах была своя правда.
Глава 3. Правила охоты
В процессе проведения указанных выше охот разрешается добыча волка, шакала, лисицы, енотовидной собаки, вороны серой и сороки при любом законном нахождении охотника в охотничьих угодьях в целях охоты.
За карты Софья взялась ближе к полуночи.
Сперва ушел Сапожник, который вроде бы и был рад видеть, что меня, что Тихоню, и в то же время будто стеснялся этой радости, что ли. Или не её, но собственного преображения.
И того, что он вроде бы тут, но больше не с нами.
От и маялся мучительно.
Отпустили.
За ним Бекшеев откланялся, как всегда делами отговорившись. Мол, с Одинцовым надо бы связаться, проверить, что нам там на командировку выписано и выписано ли. И ждать ли адъютанта с командировочным. И вовсе вещи собрать, а заодно тысячу одну проблему решить, навроде той, кто туточки за начальство останется…
– Не мучала бы ты мужика, – сказал Тихоня, который уходить не стал.
Без шинели, в рубахе одной да штанах, что несмотря на пояс норовили съехать, он казался ожившим мертвецом. И я не могла отделаться от мысли, что нельзя его с собой тащить.
Что ему еще бы в госпитале месяцок побыть.
А то и два.
– Я не мучаю, – буркнула я. И уточнила. – А ты не помрешь в дороге?
– Не дождешься, – Тихоня дружелюбно оскалился. – Это я еще хорошо… видела бы ты меня раньше…
Не видела.
К счастью.
Письма писала, это да, хотя выяснилось, что донельзя муторное это дело. Что, вроде бы как в голове знаешь, чего написать надобно, а слова попробуй-ка подбери.
– Вы, когда отбыли…
– Тебя готовили к операции.
– Ага, Бекшеева какого-то своего… поклонника притянула, из самого Петербурга.
– Поклонника?
– Давнего весьма, мыслю. Как он её обхаживал… но ничего вроде мужик. Толковый.
Интересно, а Бекшеев знает про поклонника? Должен, особенно если поклонник давний. Хотя… сам Бекшеев из тех людей, которые до последнего не видят, что под носом творится.
Но говорить не стану.
Не мое это дело. И неправильно лезть в чужую жизнь, особенно людей, которым ты обязан.
– Он меня скоренько на стол определил. Порезали. Вроде махонькое что-то там отчекрыжили, а хреново было так… словами не передать. Думал, кончусь я там, в госпитале.
– Ты не писал.
– А на кой? Ты бы приперлась. И чего? Села бы у постельки? За руку держала бы да сопли со слезами бы роняла?
Это вряд ли. И Тихоня сам все понимает распрекрасно.
– Там… чего-то с этим… ну, с альбитом. То ли много его было, то ли мало, то ли вычерпал я… в общем, сами они разбирались. На двоих, с профессором. Он и уговаривал не помирать. Еще письма твои читали… всей палатой. Я ж там не один такой. Подопытный.
Вот же! Знала бы, три раза подумала бы, о чем писать.
– Я еще подумал, что