Речь о благородстве и превосходстве женского пола. Генрих Корнелий Агриппа Неттесгеймский
оружием, только они могли быть вождями, лордами или королями. Были исключения, не опровергающие правило, когда жены, или вдовы, или матери занимали места мужчин, ожидая взросления мужчины-наследника. Женщина, пытающаяся править сама по себе, воспринималась как аномалия, монстр, одновременно женщина-урод и недомужчина, сексуальное недоразумение, опасное для других.
Связь этих образов с женщинами, обладавшими властью или борющимися за нее, объясняют некоторые странные черты ранней современной культуры. Королева Англии Елизавета I, одна из тех, кто имел полноценную королевскую власть в европейской истории, играла с такими образами мужчины/ женщины – показываясь своим подданным. Она была принцем, мужчиной, хотя и была женщиной. Она была также (как она утверждала) девственной, что было абсолютным условием, чтобы избегнуть нападок своих оппонентов. Екатерина Медичи, правившая Францией как вдова и регентша от имени своих сыновей, также прибегла к такой образности, защищавшей ее положение. В качестве своего символа она избрала фигуру Артемиды, андрогинной античной воительницы-героини, соединявшей в себе фигуру женщины со способностями мужчины.
Власть женщины без такой сексуальной образности, кажется, не воспринималась бы культурой. Редкое замечание было сделано англичанином сэром Томасом Элиотом в его «Защите хороших женщин» (1540), оправдывающей как участие женщин в гражданской жизни, так и их ратную доблесть. Старая мелодия была пропета шотландским реформатором Джоном Ноксом в его «Первом трубном гласе против чудовищного женского пола» (1558). Для него правление женщин, ущербных по природе своей, было преступным противоречием в терминах.
Перепутанная сексуальность в образности женских возможностей была свойственна не только правителям. Любая более или менее выдающаяся женщина была бы скорее всего названа амазонкой в честь увечивших себя женщин – воительниц Античности, которые отвергали всех мужчин, отказывались от сыновей и воспитывали только дочерей. О таких часто говорили, что «они превзошли свой пол» или обладали «мужской добродетелью», так как сам факт заветного превосходства придавал мужские качества даже женщинам. Каталоги выдающихся женщин часто изображали женщин-героинь одетыми в броню, вооруженными до зубов, подобно мужчинам. Героини-амазонки прорываются в эпос того времени – вспомним «Неистового Роланда» (1532) Ариосто и «Королеву фей» (1590) Спенсера. Превосходство женщины воспринималось как требование власти, а власть была закреплена за миром мужчин. Женщина, обладавшая такими качествами, маскулинизировалась и теряла свою женскую идентичность.
Проблема речи
Речь, подобно власти, приобретала сексуальное измерение, когда дело касалось женщин. Хорошая женщина говорила мало. Чрезмерная речь была показателем нарушения чистоты. Речью женщины соблазняли мужчин. Речью Ева вовлекла Адама в грех. Обвиняемые в колдовстве обычно также обвинялись в злоупотреблении речью, в неразумной речи или просто в