Гадкий месяц ноябрь. Игорь Аретано
у стены, поставленному для того, чтобы посетители могли разобраться на нём с покупками, поместил сумку "Альберт Хейн" в рюкзак. Коротышка, проходя мимо, чуть его толкнул, сказал: "So sorry". Значит, подтвердил, что товар принят.
Всё, блин! Дело сделано, верблюд свободен. Моравский пошел к эскалатору, бело-красные кроссовки шли метрах в десяти перед ним. У конца эскалатора к коротышке подошли двое мужчин, дальше двинулись не глядя друг на друга, но все вместе, красно-белые кроссовки – в середине.
Охраняется человек, несущий "груз", доставленный Моравским.
Артемий за троицей следить не стал – не нужно это ему. Пошел к своему велосипеду…
Бах! Бах! Выстрелы и крики сзади от Моравского. Обернувшись, увидел, что охранники коротышки на бегу палят в кого-то из пистолетов. Коротышка бежит, хромая. Ещё выстрелы, женский визг, полицейские. Визг шин, удары автомобилей друг о друга. Коротышка с корешами, вроде, благополучно утёк вместе с грузом.
Моравский покатил на велосипеде прочь, в сторону Рейхсмузеума. Подумал, что в первые в жизни видит стрельбу на улице не в кино.
Интенсивно крутил педали, ехал куда глаза глядят и где удобнее дорога, по улицам с неинтересной архитектурой. Через полчаса, запыхавшись, остановился у какого-то парка.
Послал по Телеграму сообщение Георгию, подробно описал стрельбу.
Пришел ответ: "Вы свою задачу выполнили. Спасибо! Остальное – не ваше дело. Отдыхайте, ведите себя как турист. Ежедневные сообщения в 9:00, 14:00, 00:00".
Моравский открыл в смартфоне программу Maps.Me. Определил, что находится он в парке Сарфати. Прошел по интернет-ссылке в MapsMe – кто это такой.
Оказалось, что Сарфати – еврейский деятель XIX века, врач, и при этом, странным образом, ещё и градостроитель.
Моравский где-то читал, что голландцы во время оккупации массово сдавали евреев немцам, как поляки и украинцы. Были, конечно, такие, что не сдавали, но мэйнстрим был – сдавать. В качестве покаяния парк сделали, наверное.
В MapsMе Артемий посмотрел, что есть рядом с парком. Так, кофешоп. Название пошло-туристическое – Nice Place. Но самый близкий – он. Моравский поехал туда – он же себя как турист вести должен. Купил грамм самой дорогой травы за 12 евро, выкурил. Получше, конечно, трава, чем на радиорынке в Нижнем, но не на порядок лучше. После косяка захотелось есть – пошел в кафе Sarphaat рядом. Туристов, вопреки предположениям Артемия, и в кофешопе, и в кафе было мало, в основном местные. Моравский смотрел на них: люди как наши. И по одежде, в отличие от советского времени, от наших не отличишь. И лица разные: и умные, и глупые. И с плохими зубами люди попадаются, и асоциального вида. Как наши, но почему, чёрт возьми, живут-то они богаче и лучше?
Моравский после еды вышел в парк, но закапал дождь, Артемий отправился назад.
В гостиницу он прикатил под разошедшимся дождём в восьмом часу вечера. А в её маленьком вестибюле к нему подошли двое в штатском, предъявили удостоверения: Policie. Сказали на английском, чтобы шел вместе с ними в его номер.
"Как они меня нашли так быстро? – думал Артемий, пока они