Дитя Эльфа и Погремушки. Ксения Корнилова
все разойдутся, когда большая семья соберется на ужин, у меня появится возможность поговорить с Деей и рассказать все о случившемся сегодня ночью. Молчать нельзя.
Достаточно жертв.
***
Остаток вечера я провела за барной стойкой, ловя недовольные взгляды старого Рика – бармена, который вечно ворчал из-за моей способности отпугивать его клиентов. Я и забыла, когда пила алкоголь, хотя никогда особо не любила что-то крепче сладкого вишневого вина, больше похожего на сок. Вот и сейчас толку от меня было мало – бутылка лимонада и тарелка начос с таким жгучим соусом, что все мысли улетучивались сами собой – организм стремился выжить и ни на что другое не желал обращать внимание.
– Может, тебе пива налить? – недовольно пробормотал Рик, в пятый раз подойдя и заглянув во все еще полную тарелку.
– Спасибо, не хочу, – улыбнулась я, старательно не замечая ни взглядов, ни намеков.
– Налей мне, Рик.
Я сначала не поняла, откуда слышу голос, но, опустив голову, увидела Крошку Лайлу – карлицу с телом ребенка, лицом старухи и гонором неуправляемого подростка. Иногда казалось, что она считает себя главной среди труппы уродов, а другие просто не против.
– Привет, Лайла. – Возникло желание помочь забраться на высоченный стул, но я его поборола – Лайла жутко не любила, когда с ней обращались как с маленькой. Но такой она и была.
Рик тоже не рисковал, поэтому принес подставку, установил перед высоким стулом, чтобы Лайла могла забраться на него самостоятельно. Уже через минуту на барной стойке появилась запотевшая литровая кружка светлого пива. Он варил его по рецепту, доставшемуся от отца, и жутко гордился, когда заказывали вторую порцию. Значит, нравилось.
– Ты не пьешь? – Лайла смотрела на меня, приподняв иссиня-черные толстые, словно жирные гусеницы, забравшиеся ей на лицо, брови.
– Нет.
– Брезгуешь?
– Н-нет.
Вдох. Выдох. Надо продержаться. Я привыкла, что меня задирали практически все. Те, кто причислял себя к “нормальным”, осмеивали необычную внешность и побаивались казавшихся иногда при свете кроваво-красными глаз. Другие, из касты “уродов”, ненавидели за то, что при всей своей необычности я довольно легко находила язык с посетителями выставки. Я была наполовину “нормальной” и наполовину “урод”, поэтому меня не принимал никто.
– Ладно. Не решилась бросить свою мазню и присоединиться к нам? – яда из голоса сочилось столько, что становилось странным, как она еще им не захлебнулась. – Ты идеальный кандидат…
Такие вопросы тоже стали привычны. Наверное, чувствуя противоборствующую силу, они стремились обратить меня в свою “религию”. Навязать свою волю. Заставить отказаться от духа Эссенцио и предать то, ради чего я родилась на свет и ради чего каждый раз выбиралась с того света.
Их оказалось немало. После случая на мосту в памяти начали воскресать и другие моменты, которые я успела похоронить и забыть. Пока я была еще крошкой и лежала в больнице в палате с другими