Силуэты минувшего. Георгий Римский-Корсаков
не раз мирно беседовал с ним, покуривая его папиросы.
Донцы получали много пищевых посылок из дома. Свиное сало поедалось ими в большом количестве. Постоянно можно было видеть их в часы отдыха, попивающими жидкий солдатский чай с сахаром внакладку, приправленный добрым куском сала и закусывающими это месиво лепешками (коржиками).
Надо заметить, что из солдат-батарейцев нашими симпатиями пользовались как раз хохлы, а не москали. Украинцы были в обращении проще, искреннее, непосредственнее, чем русские, которые всегда, несмотря на улыбочки, таили что-то про себя.
Впрочем, и среди москалей были очень приятные и славные люди, как, например, Чирец. Он был мой сосед по правому локтю в строю. У себя на родине, где-то на Смоленщине, он был волостным писарем. Очень тихий, скромный, но какой-то хилый, он не пользовался любовью господ офицеров. За малейшую неисправность или ошибку его ругали больше других. Поручик Перфильев не раз хлестал Чирца стеком за отсутствие у него солдатской выправки.
Вид он, правда, имел не очень боевой. Бледный, немного сутулый, он вполне походил на сельского интеллигента, и, по-видимому, за эту самую «интеллигентность» ему и попадало. Он с удовольствием читал газеты, которые мы ему приносили. Но читал украдкой, чтобы не видело начальство. Он был во всей команде единственным солдатом, который интересовался политикой, и то в очень скромных размерах. Я уже писал о жутких сквозняках в манеже, где мы занимались строем и гимнастикой. Не знаю, как это случилось, что я не заболел тогда какой-нибудь жестокой простудой. А вот бедняга Чирец частенько болел. Его считали симулянтом. Наконец, он схватил воспаление легких, долго болел и был отправлен домой, где вскоре помер.
Конечно, у офицеров были свои любимчики среди солдат. Любили исполнительных, дисциплинированных, хорошо овладевающих строем и всякой военной наукой. Но любили и безответных тупиц, но с веселыми и всегда довольными лицами. И совершенно не терпели «выражения на лице».
«Гришин, ты опять о чем-то думаешь!?»
«Никак нет, ваше благородие…»
«То-то, смотри у меня… Бабич, чего улыбаешься?»
«Никак нет, ваше благородие», – и Бабич еще больше растягивает рот в блаженной улыбке.
«Бабич,…………., опять вспомнил, что у девок под подолом?! Или, небось, ты даже не знаешь, что у них там есть?»
«Так точно, знаю, ваше благородие».
«Что ж у них там?»
«Одна пустота, ваше благородие».
«Молодец, Бабич».
«Рад стараться, ваше благородие».
И теперь уже вся команда едва удерживалась, чтобы не заржать жеребцами, и офицеры очень довольны.
Первой по строевой подготовке, по лихости и боевому духу у нас считалась 2-я батарея имени «генерал-фельдцигсмейстера, Его Императорского Высочества великого князя Михаила Николаевича» – брата Александра II. Линевич, начальник учебной команды, и его помощники, офицеры Перфильев и Барановский, были тоже чины 2-й батареи. Поскольку между батареями шло соревнование