Современная медицина в автопортретах. Том 4. С предисловием проф. д-р Л. Р. Гроте. Валерий ИИ Kandinsky 3.0 Антонов
Толкование сновидений» 1900 года почти не упоминалось в специализированных журналах. В эссе «Об истории психоаналитического движения» я привел пример отношения психиатрических кругов Вены в разговоре с ассистентом, который написал книгу против моего учения, но не читал «Толкование сновидений». В клинике ему сказали, что это не стоит усилий. Этот человек, ставший впоследствии доцентом, взял на себя смелость отрицать содержание того разговора и вообще сомневаться в верности моей памяти. Я поддерживаю каждое слово своего тогдашнего отчета.
Когда я осознал, с какими трудностями столкнулся, моя чувствительность значительно снизилась. Постепенно прекратилась и изоляция. Сначала в Вене вокруг меня собрался небольшой круг студентов, а после 1906 года стало известно, что психиатры в Цюрихе, Э. Блейлер, его ассистент К. Г. Юнг и другие проявляют живой интерес к психоанализу. Завязались личные отношения, и на Пасху 1908 года друзья молодой медицинской науки встретились в Selbstdarstellungen.
Зальцбург, договорились о регулярном повторении таких частных конгрессов и об издании журнала, который Юнг редактировал под названием «Jahrbuch für psychopathologische und psychoanalytische Forschungen». Мы с Блейлером были редакторами; затем журнал был прекращен в начале мировой войны. Одновременно с аннексией Швейцарии в Германии повсеместно пробудился интерес к психоанализу, он стал предметом многочисленных литературных высказываний и оживленных дискуссий на научных конгрессах. Прием нигде не был дружелюбным или благоприятным. После краткого знакомства с психоанализом немецкая наука единодушно отвергла его.
Конечно, и сегодня я не могу знать, каково будет окончательное суждение потомков о значении психоанализа для психиатрии, психологии и гуманитарных наук в целом. Но я думаю, что когда пережитый нами этап найдет своего историка, он будет вынужден признать, что поведение его представителей в то время не было похвальным для немецкой науки. Я не имею в виду ни сам факт отказа, ни твердость, с которой он был осуществлен; и то, и другое было легко понять, соответствовало ожиданиям и, по крайней мере, не могло бросить тень на характер оппонентов. Но нет никакого оправдания той степени высокомерия и бессовестного презрения к логике, той грубости и бессодержательности нападок. Меня можно было бы обвинить в ребячестве, если бы я дал волю подобным чувствам даже спустя пятнадцать лет; да я и не стал бы этого делать, если бы мне не было что добавить. Спустя годы, во время мировой войны, когда хор врагов выдвинул против немецкой нации обвинение в варварстве, в котором совпало все вышеперечисленное, было очень больно, что нельзя было опровергнуть это на собственном опыте.
Один из оппонентов громко хвастался тем, что запрещал своим пациентам говорить, когда они начинали говорить на сексуальные темы, и, видимо, из этого приема извлекал право выносить суждения об этиологической роли сексуальности в неврозах. Помимо аффективных