Петр Великий, голландский. Самозванец на троне. Сергей Юрьевич Соловьев
складное письмишько было готово, и двое вельмож сидели в креслах, наслаждаясь вкусом благородного вина.
– И как там канал, от Волги до Дона? – не утерпел, и подколол Ромодановский излишне умного, как ему показалось, собеседника.
– Строим,в делах всё… Ну, где твой подсыл?
– Сейчас… – и Ромодановский позвонил в колокольчик.
Сенька пришёл, поклонился, как должно. Сделал хитрец, опять искательно- умное лицо.
– Гаврилу сюда приведи… – прошептал Федор Юрьевич, и закашлялся
Слуга вышел, а князь нашёл на полке простую деревянную плошку. Голицын только усмехнулся, смотря на волнения хозяина дома.
– Плошку сожги потом…– произнёс гость.
– Сильно будет мучиться?
– А тебе что? Холоп и есть холоп?
– Так христианская душа…
– Во сне умрёт. От удушья. Задохнётся.
Удивлялся Фёдор Юрьевич иногда Борису Алексеевичу, его такой нечеловечноти.Словно вокруг не люди были, а куклы глиняные. Взял да разбил. Раздумал- раз и склеил. У него вот так не выходило, всё потом мучился, себя корил без конца. А этот, кажется, и не обеспокоился вовсе.
– Со стрельцами чего сделаем?
– Зачинщиков- казним, простых стрельцов в Сибирь, в Тобольск гарнизонами поставим. Там войска стоит мало. А вместо них даточных наберем, в солдатские полки, – здраво рассудил Голицын.
Пока говорили тишком бояре, раздался тихий стук в дверь, и в кабинет толкнули дворового. Тот поклонился, да и остался стоять, словно столб у дороги.
– Гаврила?
– Да, князь-батюшка…
– Так вот, Гаврила, сослужи мне службу… Отвези эту грамоту стрельцам, они у Новодевичьего монастыря лагерем стоят. Расстарайся… Вот, тебе два ефимка за труды. Сенька-то тебя хвалит, дескать работник хороший, ты вот, докажи…
– Так а что сказать? Что от тебя, батюшка?
– Будешь говорить, что из Тулы, человек атамана кормовых казаков Черткова, передашь грамоту их главному. Всё понял? Если сделаешь всё верно, то получшь пять рублей! Коня возьмёшь на моей конюшне. Торопись Гаврила, дело спешное! – проговорил наконец, Ромодановский, застрявшие в горле слова.
– И ты на дорожку вина выпей. Князь жалует, – Голицын придвинул деревянную плошку с вином.
Холоп не стал отнекиваться, а мигом выпил всё до дна, и прилично вытер ладонью усы и бороду. Поклонился, и покинул кабинет. Ромодановский тяжело вздохнул, и проговорил наболевшее:
– Всё одно непонятно. Кто же во главе мятежа? Кто из бояр?
***
– Кто таков? – и стрелец схватил под уздцы лошадь.
А его четверо товарищей живо взялись за копья и бердыши, подходя к всаднику. Тот почти что обмер, да вовремя опомнился.
– Так из Тулы я послан, вот письмо, – ответил гонец.
– И точно, – прочёл стрелец, вырвав грамоту из руки, – слезай давай, не мешкай!
Тот почти что сполз с лошади, да поплёлся вслед провожатому. Другой стрелец подгонял гонца тычками под рёбра древка копья.
– Да хвати, больно же , –