Философия Кулаковского. Лазарь Афанасьев-Тэрис
в истории литературного и научного исследования выделяет наследие Кулаковского 1924–1927 годов в отдельный период [28, 58]. Кулаковского тогда считали одним из крупных деятелей интеллигенции саха. И действительно, он сотрудничал с cоветской властью и добросовестно работал в области культуры. Стал признанным авторитетом национальной поэзии. В это время было издано его поэтическое произведение (1924), был отмечен на высоком уровне 25-летний юбилей литературной и исследовательской деятельности (1925), после смерти поэта (1926) состоялись специальные собрания, посвященные его памяти (1927). Критики отметили в его творчестве народность, реализм и особенно подчеркивали художественное совершенство [30; 31; 32; 33; 34].
Но уже появились некоторые признаки недовольства. Требовалось марксистское отношение [35], замечено было, что поэт избегает современности [36].
С 1927 года по Башарину начинается второй период истории отношения к литературному наследию Кулаковского [37, 58]. Но он был подготовлен гораздо раньше. В это время происходили непростые процессы. Как известно, местная власть с 1924 года активно привлекала беспартийную интеллигенцию в работе Советской власти. Эту политику органы центральной власти считали явно ошибочной [38]. Под влиянием подозрительного отношения коммунистической партии к беспартийной интеллигенции в 1925 году состоялась дискуссия об обществе «Саха омук». Партийные лидеры давали негативную оценку в работе общества (кроме П.А. Ойнуского) и временно прекратили оказание материальной поддержки. События, которые происходили в 1927–1928 годах, как будто подтвердили подозрение центральной власти. В результате отношение к национальной интеллигенции резко изменилось.
В 1926 году вышла в печать статья Кюндэ «Фатализм, мистицизм и символизм в произведениях якутских писателей» [39]. В этой статье с точки зрения партийной этики он критиковал Кулаковского, Ойунского и других в использовании в своих произведениях несовместимых с учением приемов марксизма-ленинизма. А в 1927 году звучали обвинения Кулаковского в том, что он «стоял одной ногой на феодальной почве, а другой – на капиталистической» [40, 62].
Постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа 1928 года «О положении в Якутской организации» [41] резко очерчивало границу между беспартийной интеллигенцией и коммунистами. По выражению Кулачикова-Эллэя окончился «период оппортунистического сотрудничества с буржуазно-националистической интеллигенцией» [42].
Отрицательное отношение к национальной интеллигенции особенно сильно ударило по Кулаковскому, потому что его считали главой интеллигенции. Беспартийную интеллигенцию определили как буржуазно-националистическую. Поэтому Кулаковского считали представителем буржуазии и тойонатства, «верхушечной части» буржуазной интеллигенции [43, 38]. С этой позиции оценивали его поэтическое творчество.
Здесь особую роль сыграли выявленные писателем-лингвистом Кюндэ научные термины – фатализм, мистика и символизм. По мнению критиков, Кулаковский использовал несовместимые с учением марксизма-ленинизма приемы творчества (фатализм, мистика и символизм) с реакционной целью, чтобы поднять народ саха против русского