«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл. Эдит Несбит
однако, старались изо всех сил. И естественно, очень хотели увидеть дядю. Едва он пришёл, мы тихо, как мышки, прокрались на лестницу и глазели вниз сквозь перила.
Элиза, по-видимому, забыла про тишину, потому что, впустив дядю в дом, вернулась на кухню и устроила там такой грохот, будто бы наступил Судный день. Ручаюсь, вы никогда не слышали столь оглушительных звона и буханья в своей кухне. Впечатление было такое, будто все кастрюли, сковородки и прочая посуда разом упали на пол и потом их ещё попинали ногами, хотя Элиза мне объяснила позднее, что просто-напросто опрокинула впопыхах поднос с парой чашек и блюдец.
– Господи помилуй! – донеслось до нас восклицание дяди, и он прошёл в кабинет отца.
Дверь за ним тут же закрылась. Мы его толком и разглядеть не смогли.
Не думаю, что ужин был очень вкусный. Кое-что из него определённо сгорело. Мы это сразу поняли, когда запахло так, как баранина не пахнет.
В кухню Элиза никого из нас, кроме Доры, не допускала до самого конца ужина, а затем мы получили остатки десерта и принялись за них на ступенях лестницы, устроившись за углом так, чтобы снизу нас можно было заметить, если только прихожая очень ярко освещена.
Дверь кабинета вдруг распахнулась. Из неё вышел дядя и принялся шарить в карманах своего пальто. Полез он туда за портсигаром, как мы потом поняли.
Теперь мы куда лучше его разглядели. По виду он был совсем не индеец, а крупный такой англичанин, только лицо очень загорелое. Он нас, понятное дело, не видел, зато мы его не только видели, но и услышали, как он негромко пробормотал себе под нос:
– Кошмарный ужин. Да-да, вот именно.
Вернувшись к отцу в кабинет, он недостаточно плотно затворил дверь. Она вообще у нас плохо закрывается с тех самых пор, как мы вынимали из неё замок, чтобы вытащить точилку для карандашей, которую Г. О. запихнул в скважину.
Честно и откровенно, мы не старались подслушивать. Но у маминого дяди прямо-таки трубный голос, а отец, похоже, не собирался ни в чём уступать бедному индейцу и тоже стал говорить очень громко, вот мы и услышали, как он сказал:
– Предприятие очень выгодное. Требуется лишь небольшой капитал. – Произнёс он это с натугой. Как бывает, когда пытаешься кого-то в чём-то убедить, но делать это противно.
– Уф-уф! – пропыхтел дядя, добавив затем, что боится, предприятию этому хорошего управления недостаёт куда больше, чем капитала.
– Не самая приятная тема, – быстро проговорил отец. – Мне жаль, что я её поднял. Оставим это. Давайте я наполню ваш бокал.
Бедный индеец что-то сказал про год урожая и про то, что при его, увы, плачевном, подорванном состоянии нельзя пренебрегать осторожностью.
– Ну, тогда лучше виски, – ответил отец, и они завели речь про какие-то «коренные народы» и что-то «имперское». Нам стало очень скучно.
Тут Освальд спохватился: пусть вы даже не ставите себе цель подслушать, пусть непредназначенное для ваших ушей донеслось до вас совершенно случайно, всё равно это как-то