Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4. Том 8. Александр Солженицын
тёплый, – или так казалось?
Бродили по набережным – сперва по Софийской, потом перешли к Водоотводному и по Кадашевской. Может и нигде в городе, но здесь-то особенно в эти тёмные часы никак не выдвигалась в глаза революция, не сказывалась ничем, и красный цвет если ещё где был, то уже не заметен. Такой же вечный тёмный Кремль, устойчивые чугунные решётки – и белеющая ледяная москворецкая цельность, впрочем уже с подмоинами, подбухшая, вот-вот готовая пойти.
И Ксенья вот так же была вся готова – пойти.
Он вёл её крепко под руку, подпустя пальцы ей на кисть под перчатку – и иногда водил ими там, гладя.
Нежно.
В полутьме не так было видно его детское лицо, едва угадываемое, легко придумываемое. Чётко – шинель, ремни, шашка, фуражка, сапоги, – она шла с боевым фронтовым офицером и иногда совсем забывала, что это – сводный брат её.
С фронтовым офицером – гордей всего и было гулять.
Вообразить бы его совсем незнакомым, как будто вот только что познакомились, – и, странно, тогда легче, открытей.
О Ростове – вдруг не захотелось говорить. И он догадался, почти не рассказывал. Да ведь у них был один общий и московский год – она курсисткой, он юнкером, – но и его не вспоминали.
И перестал называть «сестрёнкой» и не говорил «печенежка». Просто, часто, – «ты».
А рассказывал фронтовое разное, и всё такое важное, свежее, – даже старая лесопилка на обратном склоне, не растащенная на блиндажи, но приспособленная под штаб полка.
И как Рождество встречают на фронте.
Лишь бы звучали голоса.
Да какой он брат? Лишь товарищ отроческих лет – чему это мешает? Брат – это скучный лысоватый Роман, считающий деньги, не пошедший на войну. А этот – воин, мужчина!
И всё время – крепко под руку, всем локтем до конца и плечами тесно.
Нежно.
Совсем новое установилось между ними. После сегодняшнего танца.
Хорошо танцевала. Как легко в танце! – а так путано в жизни.
Зачарованно так пробродили – ничего больше не было, но уже много. Уже – достаточно пока.
Так в темноте и привыкла видеть – лицо совсем новое, мужественное, незнакомое.
Расставались, уговорились: и завтра встретиться днём, гулять, и послезавтра.
Какие это особенные вечера! – уже неотвратимо подступающей весны.
Возвратилась домой возбуждённая, счастливая, наполненная, долго не могла заснуть.
Как это так вдруг переменилось?
Всё хорошо: и что он такой изученный, близкий – и что такой вдруг незнакомый.
Одиннадцатое марта
Суббота
546"
НИКОЛАЙ БЫВШИЙ. Да будет проклята лже-романовская династия ныне и присно, и во веки веков! Первое преступление «немкиного мужа» – это измена и предательство. Коварный лицемер, предатель в душе, вероломный, неискренний и лживый…
…В